IV.                   Снорри Стурлусон «Круг земной»

...тогда сказал Торгнюр: «Иной нрав теперь у конунгов свеев, нежели был раньше. Торгнюр, мой дед по отцу, помнил Эйрика, конунга Уппсалы, сына Эмунда, и так говорил о нем, что, пока он мог, он каждое лето предпринимал поход из своей страны и ходил в различные страны, и покорил Финнланд[1] и Кирьялаланд, Эйстланд[2] и Курланд[3] и многие другие восточные земли. И можно видеть те земляные укрепления и другие постройки, которые он возвел... Торгнюр, мой отец, всю жизнь находился у конунга Бьёрна. Был ему известен его обычай. При жизни Бьёрна государство его было очень сильным и не уменьшалось... А я помню конунга Эйрика Победоносного, и был я с ним во многих походах. Увеличил он государство свеев и смело защищал его... А конунг тот, который сейчас [у нас] ... теряет земли, обязанные данью, из-за отсутствия энергии и мужества...» (Snorri Sturluson, 1945, s. 115—116).

«Круг земной» — свод car о норвежских конунгах с древнейших времен до 1177 г. Третью часть по объему в нем занимает «Сага об Олаве Святом», из которой происходит приведенный фрагмент. Как считают исследователи, Снорри Стурлусон написал «Круг земной» около 1230 г. В предшествующее десятилетие им была написана так называемая «Отдельная сага об Олаве Свя­том», в трех известных редакциях которой соответствующее место почти дословно совпадает с процитированным нами. Оба сочине­ния Снорри сохранились во многих списках XIII—XIV вв.

Приведенный отрывок — речь лагмана Торгнюра, обращенная к конунгу Олаву Шведскому (годы правления — 955—1022). Дело происходит на тинге в Уппсале, согласно восстановленной для «Круга земного» хронологии — в 1018 г. По вычислениям Б. Нермана, упомянутый в речи Торгнюра конунг Уппсалы Эйрик, сын Эмунда, умер в 882 г., а «покорение» «Восточных земель» отно­сится к началу его правления — 850—860-м годам (Nerman, 1914, s. 19; 1929, s. 50—51). «Покорение» перечисленных лагманом тер­риторий, конечно, нельзя рассматривать как включение их в со­став древнешведского государства (в качестве такового еще не существовавшего в середине IX в.), как постоянное и прочное данническое подчинение на протяжении полутора столетий. «По­корение» в данном случае — разовые сборы дани, сопутствовав­шие грабежам при нападениях, выкупы с населения, полученные шведскими конунгами в ходе отдельных военных набегов. Такое «покорение» территории Восточной Прибалтики действительно имело место в IX и Х вв., что подтверждается другими источни­ками (подробнее см.: Ловмяньский, 1985, с. 113—118 и коммен­тарий В. Я. Петрухина, с. 264—266; Джаксон, 1981, с. 27—42). Нет оснований отвергать подобную интерпретацию сообщения «Саги об Олаве Святом» и по отношению к Кирьялаланду, тем более, что по известию «Повести временных лет» под 859 г. (даты схо­дятся), «имаху дань варязи из заморья на чюди и на словенех, на мери и на всех, кривичех» (Повесть временных лет, ч. 1, с. 18), т. е. довольно далеко к востоку и югу от коренной племенной территории корелы в Приладожье.

Посещение норманнами территории расселения древних карел достоверно зафиксировано археологическими памятниками Северо-Западного Приладожья конца I —начала II тысячелетия н. э.: североевропейское влияние отчетливо прослеживается в материальной культуре местного населения, известны и захоронения скандинавов в этом районе (Кочкуркина, 1982, с. 14—25). При оценке характера и интенсивности скандинаво-карельских контак­тов в IX—Х вв. необходимо учитывать, что территория расселе­ния древних карел у северо-восточной оконечности Финского за­лива находилась у «входа» в разветвленную систему водных ком­муникаций Восточной Европы — Балтийско-Волжской и Балтийско-Днепровской (путь «из варяг в греки»). На этих водно-волоковых магистралях в наибольшей степени проявилась торговая и военно-политическая активность скандинавов в древнерусское время (Лебедев, 1985, с. 227—235; Кирпичников, Дубов, Лебедев, 1986, с. 218—235). «Входом» служила прежде всего р. Нева, но наряду с ней использовался также путь   из   Фин­ского залива в Ладожское озеро (и обратно) по р. Вуоксе. По­следняя представляла собой до XVI в. сквозную водную артерию, шедшую через древнекарельскую племенную территорию от совре­менного Выборга до Приозерска. Картирование археологических памятников и кладов позволяет говорить о достаточно активном использовании Вуоксинского пути в Ладогу во второй половине VIII—XI вв. (подробнее см.: Спиридонов, 1988, с. 132—134; ср.: Kivikoski, 1967, р. 110). Сообщение «Саги об Олаве Святом.» о периодических сборах норманнами дани в Кирьялаланде в кон­це I тысячелетия вполне логично вписывается в намеченный историко-географический контекст.

В своей обличительной речи лагман Торгнюр обвиняет Олава Шведского в том, что к концу Х — началу XI в. походы шведских конунгов в Восточную Прибалтику прекратились. Прекращение «государственной» внешней экспансии, как и походов викингов, было вызвано глубокими внутренними изменениями в скандинав­ском обществе конца Х—XI столетий. Однако был и другой фак­тор, сыгравший свою роль в том, что в начале XI в. шведский «конунг ... теряет земли, обязанные данью»: к этому времени на­селение Восточной Прибалтики (в том числе курши, эсты, емь / хяме и, очевидно, корела, племенные территории которых пе­речислены Торгнюром как отпавшие) стало данником древнерус­ских князей.