ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ ПОДГОТОВКА ПЕРЕГОВОРОВ

вернуться в оглавление

Ход дипломатической подготовки Ореховецких переговоров не нашел прямого отражения в источниках, но по косвенным сведе­ниям он может быть реконструирован.

Новгородская первая летопись сообщает только о самом факте приезда шведских послов на Ореховый остров на Неве, где в это время князь Юрий Данилович с новгородцами строил крепость.[1] Разумеется, такая встреча на дороге шведских послов, ехавших с ответственнейшим правительственным заданием, с главой того государства, в которое ехали послы, не могла быть случайной. Встреча у истока Невы представителей двух сторон явно была результатом предварительной договоренности, на которую должны были (при тогдашних средствах сообщения) потребоваться месяцы. Поскольку договор был заключен 12 августа, переговоры должны были начаться по крайней мере в июле: на ведение переговоров, на выработку текста договора и особенно на определение погра­ничной линии требовалось немало времени; следовательно, пред­варительные сношения должны были скорее всего начаться еще весной.[2] И место переговоров намечалось и согласовывалось за­ранее.

Новгородская сторона под руководством Юрия Даниловича весьма основательно подготовилась к переговорам. На месте, избранном для переговоров, Юрием Даниловичем была сооружена первая новгородская крепость на Неве — Ореховец.

Для правильного понимания этого акта нужно напомнить, что до начала XIV в. новгородцы не строили крепостей на своих рубе­жах, на морском побережье и на берегах Невы, по которой про­ходила жизненно важная торговая артерия, связывавшая Нов­город со странами Западной Европы. Более того, когда вражеские силы сами пытались строить крепости в порубежных новгородских землях или на Неве, новгородцы стремились сразу же пресечь эти попытки и разрушить построенные врагами крепости. Так, в 1256 г. новгородцы не допустили постройки шведами и немцами крепости на Нарове, в 1295 г. разрушили построенное шведами укрепление в Кореле, в 1301 г. — шведскую крепость Ландскрону на Неве, в 1294 г. пытались взять и разрушить замок, сооруженный шведами в Выборге. Показательно, что новгородцы не думали использовать в своих целях уже построенные врагом крепости, а, напротив, считали необходимым, чтобы порубежные земли и берега Невы оставались неукрепленными. Видимо, этим же объясняется, что, несмотря на существование длительных враж­дебных отношений со Швецией, новгородцы ни в XII, ни в XIII вв. не строили укреплений на своем морском побережье и на Неве. В начале XIV в. новгородская политика в данном вопросе ко­ренным образом изменилась. Уже в 1310 г. новгородцы построили сильную крепость в центре Корельской земли — в Кореле, рас­положенной в опасной близости (в 50 км) от захваченных в 1290-х гг. шведами западнокарельских погостов. В 1323 г., видимо, под дав­лением Юрия Даниловича было принято решение о постройке крепости в самом ответственном и опасном месте — на берегах Невы. Решение это явно было ускорено шведской попыткой за­крепиться на Неве — постройкой в 1300 г. шведами Ландскроны.[3] Но  главной  побудительной  причиной  явилась  [сложившаяся к 1323 г. политическая ситуация на восточных берегах Финского залива, на подступах к Неве. До 1323 г. еще существовала на­дежда, что захват шведами Западной Карелии — их временный успех, что Новгороду еще удастся вернуть западнокарельские погосты и отодвинуть шведов от подступов к Неве. После неудачи выборгского похода 1322 г. и в связи с резко обострившейся по­литической обстановкой внутри Руси и на многих окраинах нов­городских владений стало очевидно, что придется идти на согла­шение со шведами, придется признать существующую уже 30 лет реальность — переход Западной Карелии во владение шведов — и примириться с нахождением шведов на Карельском перешейке, на подступах к Неве. А следовательно, опасность вражеского на­падения становилась постоянным фактором, к которому надо было отнестись по-новому. Теперь строительство крепости на Неве ста­новилось остро необходимым и неизбежным.

Видимо, Юрий Данилович, решая вопрос о строительстве кре­пости на Неве, учитывал и предстоящие переговоры со Швецией. Было решено построить крепость к моменту начала переговоров, чтобы продемонстрировать, что военно-политическая ситуация на Неве коренным образом изменилась,[4] что отныне на Неве у Нов­города имеется внушительная крепость и Новгород полон реши­мости отстаивать всеми своими силами обладание Невским путем. Более того, возводимая крепость была избрана местом для прове­дения переговоров. Тем самым Новгород, шедший на вынужден­ные уступки Швеции, получал возможность вести переговоры, имея значительно укрепленные позиции, демонстрируя послам наличие сильной крепости на берегах Невы.

Следует также отметить, что место для крепости было избрано весьма удачно по стратегическим соображениям. Ореховый остров стоит в самом истоке Невы, разделяя начальное течение могучей реки на два рукава и господствуя над входом в Неву из Ладож­ского озера. Никакой другой пункт на Неве не был столь выгодно стратегически расположен, не создавал таких возможностей для господства над Невским путем. Поэтому построенная Юрием Да­ниловичем крепость на Ореховом острове с тех пор стала главной крепостью на Неве и сохраняла эту роль почти 400 лет, до основа­ния в устье Невы Петропавловской крепости и г. Петербурга.

Ввиду стратегической важности крепости ее в течение веков многократно перестраивали, усиливали и расширяли ее оборони­тельные сооружения. Проведенные в 1970-е гг. раскопки позво­лили открыть остатки второй по времени крепости, построенной в 1352 г. из камня. Остатков первых оборонительных сооружений Ореховца, возведенных в 1323 г., обнаружить не удалось. По весьма вероятному предположению А. Н. Кирпичникова, перво­начальная крепость занимала ту же территорию (в юго-восточной половине острова), что и найденная в раскопках крепость 1352 г.; видимо, первые укрепления были срыты и заменены в 1352 г. каменными стенами. Можно предполагать, что крепость 1323 г., как и многие аналогичные древнерусские оборонительные соору­жения того времени, имела деревянные стены и укрепления, ко­торые скорее всего сгорели во время штурма крепости в 1348 г.[5] При описании штурма 1348 г. в летописи упоминается «костер», т. е. башня. По мнению А. Н. Кирпичникова, в крепости имелась каменная башня как центральный пункт обороны. Но существо­вала ли эта башня в 1323 г., или ее построили за последующие четверть века, установить невозможно. Во всяком случае небога­тые письменные и археологические данные позволяют приблизи­тельно реконструировать общий вид постройки Юрия Даниловича как достаточно сильного оборонительного сооружения, закрепив­шего в русских руках Невский путь.[6]

Весьма важным предварительно запланированным фактором, существенно усилившим новгородские позиции на подготовляемых переговорах, было личное участие в переговорах князя Юрия Даниловича. Хорошо известно, что реальная роль князя в Новго­роде была невелика; но юридически князь являлся (в ту феодаль­ную эпоху, когда мыслилась одна-единственная форма государ­ства — монархия) главой Новгородского государства. Кроме князя в переговорах с новгородской стороны приняли участие (судя по тексту договора) и два других высших должностных лица Новгородского государства — посадник Алфоромей (Варфоломей Юрьевич) и тысяцкий Аврам. Таким образом, с новгородской стороны за стол переговоров сели все три высших руководителя го­сударства,[7] с шведской стороны — лишь послы, уполномоченные короля (фактически даже не короля, а регентского правительства, правившего от имени 7-летнего мальчика-короля).[8] При этом личное участие князя Юрия Даниловича прямо подтверждается известием Новгородской первой летописи.[9]

Особо следует отметить зафиксированный во всех текстах до­говора титул Юрия Даниловича — «князь великыи» (и соответ­ственно — rex magnus, mykle konungher). Ведь в Новгороде Юрий был просто князем, «великим князем» Юрий был во Владимирском великом княжестве, т. е. во всей федерации русских княжеств. Насколько удается установить по немногим сохранившимся доку­ментам начала XIV в., до Ивана Калиты термин «великий князь всея Руси» еще не применялся, выражение «великий князь вла­димирский» тоже не применялось, юридического главу федерации русских княжеств называли просто «великий князь». Отсюда сле­дует, что, включая в преамбулу Ореховецкого договора свой титул «великий князь», Юрий Данилович выступал на переговорах не только как глава Новгородского государства, но и как верховный глава общерусской государственности.[10] Именно так и должны были, по-видимому, расценивать его участие в переговорах пред­ставители другой стороны — послы Швеции. Такое отношение к участию князя в переговорах и в заключении договора сохрани­лось в Швеции и в последующие столетия; договор стали называть «mykle konung Jorians bref» («великого конунга Юрия грамота»). Определенное значение для хода переговоров, видимо, сыграло заранее предусмотренное в ходе предварительных сношений уча­стие в переговорах ганзейских послов — двух купцов из Готланда. Весьма вероятно мнение, что ганзейские послы оказали влияние на ход переговоров и на скорейшее достижение соглашения.[11] Од­нако сколько-нибудь решающей роли ганзейцам приписывать не следует: обе договаривающиеся стороны сами были достаточно заинтересованы в заключении мира.

Последний предварительный вопрос, который надо рассмотреть: был ли Ореховецкий договор первым мирным соглашением, или ему предшествовали более ранние договоры? Новгородская первая летопись сообщает: шведские послы «доконцаша мир вечный с князем и с Новымъ городом по старой пошлине». Из последних слов, казалось бы, можно сделать вывод, что мир был подтверждением прежних мирных соглашений.[12] Однако тексты договора не со­держат никаких ссылок на предшествующие соглашения, а по дипломатическому этикету такие ссылки были бы обязательны, если б участникам переговоров стало известно, что подобные со­глашения имелись в прошлом. Примечательно также полное от­сутствие сведений в источниках обеих сторон о существовании каких-либо предшествующих соглашений. Правда, шведские источ­ники до конца XIII в. весьма неполны, а достаточно подробная новгородская летопись XII—XIII вв. почему-то не фиксировала международные соглашения, заключавшиеся Новгородом с Ливо­нией и ганзейскими городами.[13] Высказана гипотеза о наличии некоторых археологических данных в пользу того, что были и более ранние договоры со Швецией в XIII в.[14] Известно существование в 1250—1293 г. фактической границы между завоеванной шведами в 1249—1250 гг. землей еми (Тавастландом) и подвластной Нов­городу Корельской землей, причем, по существующим предполо­жениям, эта граница проходила по р. Кюмийоки, и в последующие столетия разделявшей финляндские области Тавастланд и Каре­лию.[15] Допустимо предположение, что это была не только факти­ческая граница, соблюдавшаяся в 60—80-х гг. XIII в., но и граница, оформленная официальным соглашением Швеции и Нов­города. Но все это область гипотез, ни на чем прочном не основы­вающихся. Остается все же реальностью, что никаких прямых ука­заний источников на существование каких-либо договоров до 1323 г. не обнаружено.[16] И скорее всего Ореховецкий договор надо счи­тать старейшим мирным договором Швеции и России. Видимо, в выражение летописи о заключении договора в Ореховце «по старой пошлине» вкладывался смысл: заключение со­глашения на старых условиях, по тому, как пошло исстари, и т. п., без какого-либо намека на конкретный более ранний документ. А под старыми условиями подразумевались общие положения о восстановлении мирных отношений и свободы торгового судо­ходства, а не вопросы установления границ.[17]

Напротив, в первом же русско-шведском письменном соглаше­нии, заключенном после Ореховецкого договора, — в договоре 1338 г. — была дана прямая ссылка на предшествующий (Ореховецкий) договор.[18]

вернуться в оглавление

вернуться в оглавление