II. НАЧАЛО ПОЛЬСКОЙ И ШВЕДСКОЙ ИНТЕРВЕНЦИИ В РОССИИ

вернуться в оглавление

В начале XVII века Московское государство переживает глубокий внутренний кризис и вооруженную интер­венцию со стороны двух соседних государств — Польши и Швеции. События начала XVII века в Московском государстве сыграли большую роль в исторических судь­бах Карелии и карельского народа.

Внутренний кризис в Московском государстве назре­вал уже давно, еще с последних лет царствования Ивана Грозного. Основной предпосылкой этого кризиса было происшедшее незадолго до смерти Грозного крупное из­менение в социальных отношениях страны — фактиче­ское установление крепостного права. Рост феодальной эксплуатации крестьянства в течение XV и XVI веков нашел свое логическое завершение в 1580 г. в отмене «Юрьева дня» и в указах о заповедных годах, фактиче­ски уничтоживших право крестьянского выхода. С 1581 г. феодально-зависимые крестьяне на Руси оказались при­крепленными к земле, стали крепостными. Установление крепостного права резко ухудшало положение крестьян, значительно усиливало феодальный гнет, и в широких массах крестьянства зрело недовольство существующим строем, что создавало чрезвычайно напряженную обста­новку в стране.

В последние годы XVI века происходит обострение политической обстановки и внутри московского Кремля. Старое московское боярство, хотя и претерпело тяжелые удары в годы опричнины, но все же сохранило в известной мере свое политическое значение и продолжало борьбу за власть. В 1598 г. со смертью сына Ивана Грозного царя Федора Ивановича прекратилась династия Рюри­ковичей; семь столетий правившая Русским государ­ством. Младший сын Грозного царевич Дмитрий, кото­рый должен был наследовать своему бездетному брату Федору, еще ранее, в 1591 г., погиб при таинственных обстоятельствах в Угличе. После смерти царя Федора Земский собор в 1598 г. избрал русским царем Бориса Годунова, близкого родственника царя, уже давно фак­тически управлявшего страной и проявившего большие государственные способности. Но Борис принадлежал к неродовитому дворянству, в среде же боярства было немало представителей знатных фамилий, потомков Рюрика, имевших по своему происхождению гораздо боль­ше прав на царский престол. Бояре были недовольны воцарением Бориса и лелеяли планы его свержения.

В первые годы XVII века на Русь обрушиваются стихийное бедствие — голод. В течение трех лет подряд в 1601, 1602 и 1603 гг., в центральных областях страны был неурожай. Голод принял чудовищные размеры, го­лодали миллионы людей.

Обострение политической обстановки в Московском государстве создавало исключительно выгодные условия Для вооруженного вмешательства в русские дела со сто­роны враждебных соседних держав, давно стремившихся к захвату русских территорий. Прежде всего этими усло­виями решили воспользоваться правящие круги Польши.

Польские магнаты и шляхта с XIV века владели зна­чительной частью территории древней Руси — украин­скими, белорусскими и западнорусскими землями. И уже давно у польских феодалов возникли планы захвата и подчинения своей власти всех остальных русских земель, то есть всей территории Московского государства. В на­чале XVII века создались условия, при которых эти за­хватнические планы могли, казалось, легко осуществить­ся. Польские правящие классы начали готовить интер­венцию с целью завоевания русских земель.

Затруднительное положение Русского государства рас­считывало использовать в своих интересах и второе большое государство, граничившее на западе с Рос­сией — Швеция. Ее планы и стремления, распростра­нявшиеся на весь северо-запад Русского государства, представляли непосредственную опасность для Карелии, и прежде всего для Корельского уезда. Шведские власти, вынужденные по Тявзинскому договору после победонос­ной для русских войны 1590—1595 гг. возвратить времен­но захваченные Корелу и Корельский уезд, сразу же стали думать о реванше, о новом захвате Корелы, как только представится к этому возможность.

В отличие от центральных территорий России, поли­тическая обстановка на русском Севере, и в частности в Карелии, была значительно более спокойной. В Каре­лии основная масса крестьянства находилась в феодаль­ной зависимости не у отдельных феодалов, а у государ­ства; здесь преобладали черносошные крестьяне; в ру­ках феодалов — помещиков и монастырей — находилась лишь небольшая часть земель.[1] Поэтому установление крепостного права лишь в весьма малой степени затро­нуло Карелию, и здесь не было предпосылок для кресть­янской войны. Кроме того, пограничное положение Каре­лии, постоянная угроза нападения шведов способствова­ли большой сплоченности населения, приверженности широких масс карельского крестьянства к Русскому государству, как к единственной силе, способной за­щитить их от опасности шведского завоевания.

Вся хозяйственная и культурная жизнь Карелии была неразрывно связана с соседними русскими областями; традиции вековой дружбы объединяли издавна карель­ский и русский народы. Все эти обстоятельства объяс­няют нам, почему в событиях начала XVII века, в годы шведской интервенции на севере, карельский народ в своей массе решительно выступил на борьбу против интервентов, поддерживая русские вооруженные силы, находившиеся на карельской территории.

Шведское правительство уже во время царствования Бориса Годунова интересовалось внутренней обстановкой в России, радуясь усиливающейся напряженности поли­тической атмосферы. Показательно в этом отношении то, как реагировал шведский король Карл IX на известия о страшном голоде в русских землях. Понимая, что лю­бое ослабление Русского государства выгодно Швеции, Карл IX под страхом смертной казни запретил нарвским купцам продавать на Русь хлеб[2].

Шведские правящие круги, не менее чем правящие круги Польши, стремились к осуществлению своих за­хватнических планов в отношении России, и лишь обстоятельства внешнего порядка помешали шведам вы­ступить в первые годы польской интервенции (в 1604— 1608 гг.). Швеция в это время вела ожесточенную борь­бу с Польшей за обладание Ливонией. Война с Польшей, начавшаяся в 1600 г., привлекала главное внимание шведской внешней политики и основные силы шведской армии. Лишь к концу первого десятилетия XVII века позиции шведов в Ливонии достаточно упрочились, и шведы смогли начать вооруженное вмешательство в рус­ские дела.

Итак, резкое обострение политической обстановки в Русском государстве создавало благоприятные условия для иноземной интервенции. Польские правящие круги решили, что настало время для осуществления их экс­пансионистских планов.

Интервенцию решено было организовать под предло­гом поддержки «законных» прав, кстати появившегося в этот момент в польских землях самозванца, объявив­шего себя царевичем Дмитрием, якобы спасшимся от убийц в Угличе. Осенью 1604 г. польско-шляхетское вой­ско выступило в поход на русские земли. Началась пер­вая польская интервенция.

Первые известия о появлении самозванца и о готовя­щейся польской интервенции вызвали немедленную реак­цию в Стокгольме. Карл IX в письмах к губернаторам Финляндии постоянно требует немедленно доставлять ему все вновь поступающие сведения о событиях на Руси[3] Шведский король почувствовал, что и для Швеции теперь будет возможность вмешаться в русские дела и добиться крупных территориальных приобретений за счет ослабевшего Русского государства. Повод для этого был также найден довольно быстро: вмешательство ре­шено было произвести под видом вооруженной помощи оказавшемуся в бедственном положении русскому прави­тельству, И не успели еще польские магнаты и шляхта начать интервенцию,, еще к границе не подошли войска Лжедмитрия и не началась вооруженная борьба на юго-западе Руси, как Карл IX уже стал предлагать (в нача­ле 1604 г.) большое войско в помощь русскому царю[4].

В феврале 1605 г. из Стокгольма к царю Борису было отправлено посольство со специальной целью пред­ложить вооруженную помощь в борьбе против поляков. В инструкции, данной этому посольству, впервые была указана и цена предлагаемой «дружеской помощи» — Ивангород, Ям, Копорье и Кексгольм,[5] то есть западная часть Ижорской земли и Корельский уезд, две исконные территории Русского государства, захваченные шведами при Иване Грозном и всего десять лет тому назад возвращенные Руси. В другой инструкции тому же посоль­ству, написанной два месяца спустя, было предложено, в случае если русские откажутся столь дорогой ценой оплачивать шведскую помощь, требовать одного лишь Кексгольма (Корелы) с уездом.[6]

Обе инструкции весьма показательны в том отноше­нии, что здесь сформулирована программа, с которой шведское правительство начинало свое вмешательство во внутренние дела России. Причина вмешательства совершенно ясна — стремление захватить часть рус­ской территории. Крайний минимум программы тер­риториальных захватов — Корельский уезд, как район особенно желательный шведам ввиду его большого стра­тегического значения. В первой инструкции изложена бе­лее широкая программа, но и она не была, разумеется, «программой — максимум». Западная часть Ижорской зем­ли с крепостями Ивангородом, Ямом и Копорьем, являв­шаяся созданным еще в XV веке русским укрепленным плацдармом для наступления на Ливонию, была нужна шведам, чтобы закрепить недавно приобретенные при­балтийские владения в своих руках. Но вместе взятые эти две пограничные территории (Корельский уезд и западная часть Ижорской земли) давали. Швеции сравни­тельно скромное территориальное приращение. «Планы-максимум» шведского правительства шли, как мы скоро увидим, гораздо дальше.

Намечавшиеся переговоры не состоялись, ибо прави­тельство Годунова, к которому были направлены послы, перестало существовать. Первая польская интервенция увенчалась победой: Лжедмитрий I занял Москву и вступил на московский престол.

Правление самозванца продолжалось меньше года. Весной 1606 г. Лжедмитрий был свергнут в результате заговора бояр и восстания народа. Первая польская ин­тервенция бесславно закончилась.

Власть захватил в свои руки Василий Шуйский, князь Рюрикович, видный московский боярин, главный органи­затор заговора против самозванца. Началось четырех­летнее правление «боярского царя» (1606—1610), проте­кавшее в обстановке все углублявшегося политического кризиса, крестьянской войны и новых нашествий инозем­ных войск.

Василий Шуйский не был популярен в стране. Вскоре после его воцарения во многих южных городах начинает­ся движение против «боярского царя», преследовавшего в своей политике прежде всего узкие интересы боярства. Уже летом 1606 г. начинается массовое крестьянское восстание, вылившееся в грандиозную крестьянскую вой­ну под руководством Ивана Болотникова. Крестьянская война явилась ответом русского крестьянства на установление крепостного права. Движение охватило огромные территории юга и центра страны — районы, где был все­го сильнее крепостнический гнет. Север, в частности Ка­релия, по указанным нами выше причинам, в крестьян­ской войне участия не принял.

Больше года бушевала крестьянская война. Лишь осенью 1607 г. правительству Шуйского, путем крайнего напряжения всех сил государства, удалось взять послед­ний оплот Болотникова — Тулу и раздавить крестьянское движение.

Карл IX, который все время находился в курсе собы­тий, происходивших в Москве (сведения о продолжаю­щейся польской интервенции и крестьянской войне не­прерывно поступают в Швецию), все больше увлекается идеей вмешательства в русские дела. «Надо пользоваться временем  смут   в России», — пишет  он в письме к своим   пограничным   комиссарам   в   декабре   1606 г.[7]

Тогда же, в конце 1606 г., у Карла IX впервые появи­лась мысль открытого вооруженного нападения на рус­ские пограничные земли. Карл задумал было отозвать свои войска из южной Ливонии и направить их для за­хвата Кексгольма (Корелы) или Орешка.[8] В мае 1608 г. в письме к одному из шведских командиров в Прибалти­ке Карл снова говорит, что хорошо бы было неожиданно напасть на Кексгольм (Корелу) и захватить город.[9] Но продолжающаяся борьба с Польшей в Ливонии помеша­ла Карлу осуществить этот план.

Не имея в тот момент возможности начать открытое завоевание, король стремится использовать все прочие доступные средства для достижения своих целей. В письме к выборгскому губернатору Арведу Тённессону летом 1607 г. Карл предписывает склонить на сторону Швеции путем подкупа русских воевод Кексгольма (Ко­релы), Орешка и Ивангорода, обещая наградить воевод за их измену так щедро, что «будут иметь повод благо­дарить шведского короля и они, и дети их, и дети детей их[10]. Но этот замысел, видимо, не удался, ибо источ­ники о нем больше ничего не упоминают.

Не получая, несмотря на все настойчивые попытки, желаемого ответа от правительства Шуйского и от вла­стей пограничных русских городов, Карл решил через голову властей обратиться прямо к населению с предло­жением своей великодушной помощи. В мае 1607 года, король отправил письмо крестьянам Корельского уезда с предложением перейти на сторону Швеции.[11] Обра­щаясь к крестьянам уезда (но не к жителям города Ко­релы), король стремился настроить карельское крестьян­ское население против их уездного города, в котором жили и карелы, и русские, и соблазнить карельских крестьян перспективой объединения с финско-карельским населением западной Карелии, подвластным Швеции. Но королевское письмо не встретило никакого отклика; карельский народ и до начала шведской интервенции, и в тяжелые годы интервенции оставался верен России.

Зная, что положение Шуйского непрерывно ухудша­лось, шведский король проявлял все большее нетерпение. Об этом говорит его распоряжение пограничным вла­стям: «Если русские запросят нашей помощи, то пришлите к нам нарочного, и пусть он и днем, и ночью, без отдыха, совершает путь, чтобы только скорее известить нас об этом».[12]

Летом 1608 г. положение правительства Шуйского становится критическим. Осенью предшествовавшего го­да вблизи польской границы появился новый самозва­нец — Лжедмитрий II. Под его знамена быстро собра­лись отряды польской шляхты, которые ждали только повода для нового вмешательства во все осложняющие­ся русские дела. Началась вторая польская интервен­ция. Собрав в течение зимы крупные силы за счет поль­ских отрядов и русских «воровских людей», в начале лета 1608 г. Лжедмитрий II подошел к Москве. Правда, войску интервентов не удалось взять «с хода» русскую столицу, окруженную несколькими поясами мощных укреплений и имевшую сильный гарнизон; тогда Лже­дмитрий и его польские военачальники решили стать лаге­рем под Москвой, в селе Тушино, и начать осаду Моск­вы. Из Тушинского лагеря по всей стране рассылаются письма с призывом признать власть «истинного» царя Дмитрия. Из Тушина расходятся по стране польские от­ряды, силой заставляя города и уезды подчиняться власти самозванца.

В стране все возрастало недовольство правлением «боярского царя». Недовольные Шуйским города один за другим начинают переходить на сторону Лжедмитрия; даже в Москве происходит брожение, часть бояр и дво­рян уходит от Шуйского в Тушинский лагерь, воины московского гарнизона начинают расходиться по домам. В создавшейся обстановке Шуйский не мог рассчитывать собрать внутри страны войско, достаточное для освобож­дения Москвы от осады, не мог рассчитывать своими силами справиться с польскими интервентами. «Уже никоторыя ему надежды несть ниоткуду», пишет о положе­нии Шуйского в этот момент один современник (князь Катырев-Ростовский).[13]

Теперь, когда иного выхода не оставалось, Шуйский решился, наконец, принять давно предлагавшуюся швед­скую помощь. 10 августа 1608 г. царь отправил письмо к шведскому королю с просьбой о незамедлительной присылке вспомогательных войск.[14] В Новгород для ведения переговоров со шведами и для сбора там русских ратных людей   был послан племянник царя, князь Михаил  Васильевич Скопин-Шуйский.

Радостное возбуждение охватило шведские власти: желанный момент, наконец, наступил. В письме к своим комиссарам на границе Карл IX выразил свое настрое­ние словами: «Настал такой удобный случай воспользо­ваться смутами России для территориального обогаще­ния шведской короны, что упускать его невозможно; это значило бы сделать политическую оплошность, от кото­рой не оправдаться ни перед богом, ни перед людьми».[15]

Как только долгожданное письмо русского царя с просьбой о военной помощи было получено, главно­командующий шведскими войсками в Прибалтике граф Мансфельд направил в Новгород своего офицера Монса Мортенссона для ведения переговоров с русскими вла­стями. Мопс Мортенссон вступил в переговоры со Скопиным-Шуйским, окончившиеся в ноябре 1608 г. заклю­чением соглашения о военной помощи. Швеция по этому соглашению обязывалась «как можно скорее» выслать в Россию вспомогательное войско в 5000 воинов, а мо­сковское правительство, со своей стороны, взяло на себя обязательство платить шведским воинам крупное денеж­ное жалованье.[16] Соглашение носило предварительный характер; для заключения окончательного соглашения потребовалась посылка русского посольства в шведские владения.

О начале переговоров со шведами и о готовящемся прибытии шведских войск скоро стало известно в рус­ских пограничных городах. Население этих городов сразу же расценило готовящийся приход шведских войск как интервенцию. Жители Корелы, Орешка, Ивангорода, Яма и Копорья привыкли видеть в лице Швеции нацио­нального врага, против которого издавна велись войны. Кроме того, названные города (кроме Орешка) в конце XVI века, в течение более чем десяти лет, несли все тяготы шведской оккупации, память о которой была еще жива.

Так же враждебно были настроены к шведам и жители Пскова. При известии о приближении «немцев» (свейских «немцев», то есть шведов) псковичи кричали: «Немцев не хотим и за то помрем!».[17]

В пограничных городах и среди сельского населения быстро зреет недовольство    правительством Шуйского, призвавшего на русскую территорию войско исконных врагов — шведов. В глазах населения пограничных зе­мель Шуйский становится изменником русскому нацио­нальному делу. Тогда пограничные города один за дру­гим принимают решение перейти на сторону противника Шуйского, «царя Дмитрия Ивановича» (Лжедмитрия II). Сначала на сторону Лжедмитрия переходит Псков (сентябрь 1608 г.)⁶¹, затем, в конце ноября 1608 г., — Корела с уездом и Орешек.[18]

Признание пограничными городами в 1608 году власти Лжедмитрия нельзя рассматривать как их пере­ход на сторону польских интервентов. Польские отряды, распространившиеся в то время по всем центральным об­ластям страны, не доходили до северо-западных погра­ничных местностей (вообще на территории новгородской земли появлялись лишь небольшие тушинские отряды, и то лишь временами и на юге). Таким образом, польская интервенция, проходившая в центральных областях Руси, для северо-западного пограничья не была в тот момент реальной опасностью, а весьма далекий тушинский «царь» представлялся не польским ставленником, а просто пре­тендентом на русский трон, главой одной из двух рус­ских сил, борющихся за власть в страна. Поэтому, когда стало известно, что Шуйский призвал себе на помощь национальных врагов, шведов, пограничные города отка­зываются подчиняться Шуйскому и переходят на сторону той силы, которая борется против Шуйского — на сторо­ну Лжедмитрия. Переход под власть Лжедмитрия в условиях северо-западных пограничных земель был актом патриотизма, выражал стремление пограничных городов решительно бороться против надвигающейся на них ин­тервенции — интервенции шведов. Реальной помощи по­граничным городам тушинский «царь» оказать не мог, признание его власти лишь символизировало решимость бороться против Шуйского и призванных им интервен­тов. Жители Корелы и Корельского уезда, карелы и рус­ские, переходом на сторону противника Шуйского по­казывали свое стремление отстаивать от вражеских при­тязаний родную землю.

В начале февраля 1609 года в сохранившемся до сих пор здании «Белой башни» в Выборге начались переговоры. Ход переговоров хорошо освещен в сочинении Видекинда,   где   содержатся весьма интересные  для  нас подробности.[19]

На первом же заседании шведские послы, сенатор Йоран Бойе и выборгскнй губернатор Арвед Тённессон, открыли свои карты. До сих пор при обмене письмами по поводу военной помощи и при заключении предвари­тельного соглашения в Новгороде шведы ни одним сло­вом не упоминали о вознаграждении (кроме жалованья воинам); до сих пор речь шла о якобы бескорыстном стремлении шведского короля помочь попавшему в бед­ственное положение соседу. Теперь же шведские предста­вители спросили в упор: «Но чего надо ждать в качестве вознаграждения? Солдатам должно быть уплачено жало­ванье, согласно договору с Мансфельдом, а что же получит король за свою услугу и за посылку стольких тысяч наемных воинов?»[20] Смысл этого вопроса не мог вызывать сомнений: за свою «помощь» шведы домога­лись от правительства Шуйского уступки русских терри­торий, и именно расчет на приобретение русских терри­торий побуждал шведов идти на вооруженное вмешатель­ство во внутренние дела России.

Правительство Шуйского, разумеется, предвидело, что за шведскую «помощь» придется платить, и платить не­дешево. Русские послы — бояре Семен Васильевич Головин (шурин князя Скопина-Шуйского) и дьяк Сыдавный Зиновьев — имели на этот счет соответствую­щие полномочия, сообщенные лишь им двоим. Когда шведские представители прямо поставили вопрос о возна­граждении, произошел любопытный эпизод: русские послы ответили шведам, что определенные полномочия по этому вопросу они имеют, но, ввиду ненадежности настроения народа (подразумевалось население северо-­западных русских областей), дальнейшие переговоры в этом направлении должны носить совершенно секрет­ный характер. Всем членам русского посольства послы предложили выйти из помещения, и затем, взяв с швед­ских представителей клятвенное обещание хранить даль­нейшие переговоры в глубокой тайне, предложили «в благодарность» за шведскую военную помощь пере­дать город Корелу с Корельским уездом в постоянное владение Шведского государства.[21]

Почему Шуйский   решил отдать  Швеции именно Ко­релу и Корельский уезд?

В ходе сношений со шведами в предшествующие годы в Москве стало совершенно ясно, что именно на эту территорию больше всего претендуют шведские власти, что задача овладения этой территорией стояла на первом месте во всех шведских захватнических планах.

Географическое положение Корельского уезда было крайне невыгодно для обороны от шведов — граница со шведскими владениями, как уже указывалось выше, не имела ни естественных преград, ни укреплений. Прави­тельству Шуйского, изнемогавшему в борьбе против польских интервентов, было очевидно, что Корельский уезд все равно не удержать, и, если не пойти на добро­вольную уступку, шведы вооруженным путем отнимут эту территорию. Но, наряду с этим, учитывалось, вероят­но, и другое обстоятельство: в тот момент, как мы знаем, Корела и Корельский уезд Шуйскому уже не принад­лежали, перейдя с конца ноября предшествующего года на сторону Лжедмитрия. Таким образом, Шуйский «усту­пал» шведскому государству территорию, которой он фактически уже не владел.

И все же, дав своим послам полномочия предложить шведам Корелу, Шуйский потребовал сохранить этот акт до поры до времени в глубокой тайне. Боярское прави­тельство Шуйского для своего спасения шло на уступку части территории Русского государства, но стремилось сделать это в тайне от народных масс, боясь усиления народного недовольства, особенно усиления недоволь­ства в северо-западных уездах страны.

Шведы приняли русское предложение, и 28 февраля 1609 года был заключен договор о военной помощи.[22]

По Выборгскому договору шведы давали пятитысяч­ное войско в «помощь» правительству Шуйского; рус­ские обязались платить жалованье этому войску, а также передать Швеции в вечное владение Корельский уезд с городом Корелой. Согласно условиям договора, спустя три недели с того дня, как Делагарди со своим войском перейдет русскую границу для движения «ко государю па помочь к Москве», шведам должна быть вручена гра­мота царского воеводы М. В. Скопина-Шуйского на передачу Корелы с уездом, а спустя 11 недель с того же дня шведам должна быть вручена утвержденная царем грамота на передачу Корелы и тогда же должна быть произведена фактическая передача города и уезда шведским властям. Из города Корелы и Корельского уезда русские имели право, по условиям договора, вывезти церковную утварь, а также пушка, запасы пороха и ядер; разрешалось вывести тех жителей города и уезда, русских и карел, которые захотят уйти на Русь, со всем имуществом (прилож. 1).

Па основе договора в Выборге для похода па Русь было собрано пятитысячное шведское войско, состоявшее из наемных солдат чуть ли не всех национальностей. Европы; преобладали в составе войска немцы. Командо­вание войском Карл IX поручил Якову Делагарди, сыну Понтуса Делагарди, возглавлявшего шведские войска во время Ливонской войны тридцать лет тому назад.