IV. ШВЕДСКАЯ ИНТЕРВЕНЦИЯ В СЕВЕРНОЙ КАРЕЛИИ

вернуться в оглавление

С началом шведского вмешательства во внутренние дела России в правящих кругах Швеции вновь выплы­вают и планы захвата русского Севера. Выдвинутая впервые в 1580 г. королем Иоанном III программа завое­вания русского Севера и выхода к берегам северных морей продолжала и четверть века спустя волновать шведские правящие круги. Неудача, постигшая шведов в этом направлении в войнах 1580 — 1583 гг. и 1589 — 1592 гг., лишь усилила стремление Швеции добиться постав­ленной цели. Одновременно с борьбой против России, вла­девшей берегами Белого моря и Кольским полуостровом, в конце XVI и в начале XVII века шведами велась борьба против Дании, владевшей норвежским побе­режьем Ледовитого океана. Борьба с Данией также не дала успешных результатов. Не прекращая борьбы про­тив Дании, шведское правительство свое главное внима­ние обращает с 1608 г. в сторону России, рассчитывая воспользоваться трудным положением Русского государ­ства для осуществления своего старого плана завоевания русского Севера.

На севере, как мы уже знаем, шведские притязания распространялись прежде всего на Кольский полуостров с его незамерзающим океанским побережьем, а затем на северную Карелию: программа-максимум короля Иоан­на III уже в 1580 г. выдвигала требование захвата всего беломорского побережья и ставила своей целью пол­ностью отрезать Россию от северных морей. Эти же за­хватнические притязания постепенно вырисовывались и в период шведской интервенции начала XVII в.

Еще в конце 1608 г., во время русско-шведских пере­говоров о военной помощи, шведы выдвигали требование передачи им Кольского полуострова.[1] С этого момента шведское правительство в уплату за свою военную помощь, кроме Корелы и Корельского уезда; стремится получить от русских и Кольский полуостров. Каждый раз, когда в течение 1609—1611 гг. возобновлялись перего­воры между шведами и правительством Шуйского, вы­двигалось и требование передачи Колы.[2] Но правитель­ство Шуйского заняло в отношении Колы твердую пози­цию и сумело уклониться от этой уступки.

Одновременно с дипломатическими приемами шведы готовятся применить и более действенные меры. Уже в начале 1609 г. (13 февраля) Карл IX посылает распо­ряжение[3] улеаборгскому губернатору Исаку Бему всту­пить в сношения с русскими северными областями (с се­верной Карелией), призвать жителей этих областей со­хранить верность царю Василию, а также предложить им помощь против изменников (то есть против возмож­ного нападения сторонников Лжедмитрия). Бему пред­писывалось также написать письмо настоятелю Соловецкого монастыря, являвшемуся фактически главой политической власти в беломорской Карелии, и сообщить ему о принятом шведами обязательстве поддерживать правительство Шуйского (прилож. 11). Но при этом ко­роль требует от Бема не ограничиваться дипломатическими посланиями, а предпринять и более решительные меры: набрать в губернии несколько тысяч вооруженных людей, предпочтительно лыжников, и с ними совершить набег на русскую территорию, где Бем должен был на­ложить контрибуцию на мятежников (то есть на против­ников Шуйского, признавших власть самозванца) и по­пытаться занять Сумский острог, важный политический центр и главную  крепость северной Карелин, под тем предлогом, что это, якобы, совершается в интересах царя (прилож. 11). Свои действия Бем, согласно этому распоряжению, должен согласовывать с действиями Бальтзара Бека, губернатора Вестерботнии (территория к се­веро-западу от Ботнического залива). В тот же день Карл IX отправил письмо и Бальтзару Беку, поручив ему собрать в подчиненной ему Вестерботнии 200—300 воинов, в том числе и лыжников, и с ними двинуться прямым путем на Колу, как только Бем начнет свой поход в русские земли.[4] Приверженцам царя Василия он не должен причинять ущерба, и Колу он должен будет занять от имени царя.

Как видно из этих писем, на севере, уже в первые месяцы шведского вмешательства в русские дела, сразу выявились захватнические намерения шведов. В то вре­мя, когда в Выборге еще только готовилось заключение договора Швеции и России о «союзе» и «дружеской помо­щи», шведский король уже отдает распоряжения о во­оруженном захвате русских владений, владений своего будущего союзника — царя Василия Шуйского.

Южнее, в новгородской земле, как мы знаем, шведы на первых порах действовали более осторожно.

Бем, согласно указаниям короля, написал письма в Соловки и в Сумский острог, предлагая свою вооруженную помощь против поляков и русских мятежни­ков[5] (прилож. 12). Ответные письма в архивах не сохранились; вероятно, соловецкий игумен и сумский воевода просто не стали отвечать, поскольку никаких польско-литовских отрядов и русских мятежников в По­морье в тот момент не было и никакая помощь русским властям на этой территории не требовалась.

Осенью 1609 г. Карл IX вновь, и с еще большей ре­шительностью, обратился к своим агрессивным планам на крайнем севере. Губернатору Вестерботнии Беку и улеаборгскому губернатору Бему король приказал на­брать войско, прежде всего лыжников, и зимой, соединившись к северу от Ботнического залива, на реке Кеми, выступить совместно в поход для занятия Колы.[6] Местному населению шведские военачальники, согласно королевской инструкции, должны были объяснить, что царь Василий Шуйский будто бы уступил Швеции это «древнее шведское владение»[7] и что шведская граница должна теперь включить в себя и Кольский полуостров. В случае успеха похода предписывалось оставить в Коле достаточный гарнизон и немедленно установить новую шведскую границу. Одновременно должен был быть послан шведский отряд к Варангер-фьорду, чтобы захва­тить часть побережья Ледовитого океана у датчан, вла­девших территорией Норвегии до границы с Россией на южном берегу Варангер-фьорда. Если оба похода будут успешны, король предписывал обоим войскам соединиться у второго крупного русского поселения на Кольском полуострове — у Печенгского монастыря, занять владе­ния монастыря и объявить, что Печенга также (вместе с Корелой и Колой) уступлена русским правительством шведской короне.[8] Понимая, что силы, направляемые им для захвата огромных пространств русского Севера, весьма невелики, король рекомендовал своим команди­рам стараться не наносить ущерба местным жителям, ибо насилия над населением могут вызвать вооруженный отпор и партизанскую войну, и тогда захватническая операция шведов будет сорвана.

Большие завоевательные планы Карла IX на край­нем севере в 1609 — 1610 гг. не смогли осуществиться. Гу­бернатор Вестерботнии Бальтзар Бек отправил гонца с письмом к Кольскому воеводе, поручив ему заодно узнать расположение города и характер городских укреплений, и получил вскоре от воеводы ответное пос­лание. Одновременно Бек начал делать некоторые приготовления к экспедиции, но на этом и ограничился. Вскоре прошел слух, что Бек вступил в тайный сговор с русскими и потому не выполнил распоряжения коро­ля.[9] Губернатор Эстерботнии Бем (из Улеаборга) ока­зался еще более нерадивым, и король приказал его посадить в тюрьму за невыполнение приказа.[10]

Шведская завоевательная экспедиция на русский Се­вер не смогла осуществиться в 1609 — 1610 гг., разумеется, не потому, что губернаторы северных шведских провин­ций не хотели выполнять распоряжений своего короля; провал шведских завоевательных планов в 1609 — 1610 гг. объясняется более глубокими причинами. Прежде всего, весной 1609 г. имелись большие трудности организаци­онного порядка: в течение двух месяцев, остававшихся на подготовку похода (чтобы успеть совершить поход до весенней распутицы), в северных провинциях с их обни­щавшим, разоренным поборами крестьянским населением нельзя было собрать достаточного количества провианта, одежды и транспортных средств для длительного тыся­чеверстного похода по пустынной морозной тундре.[11] Особенно интересна для нас вторая причина, благодаря которой поход не мог быть осуществлен, — нежелание финских крестьян Эстерботнии (Улеаборгской губернии) участвовать в этой экспедиции. Среди финских крестьян Эстерботнии должно было быть набрано, согласно распо­ряжению короля, 500 человек для участия в походе. Но, как указывает сам король (в своем приказе ускорить подготовку этой экспедиции в феврале 1610 г.),[12] боль­шое количество финских крестьян из Эстерботнии пришло в королевскую резиденцию с просьбами освободить их от участия в тяжелом походе на русский Север. Часть финских крестьян, подлежащих военной службе, спа­саясь от набора, в это же время бежала в леса.[13] В ре­зультате, улеаборгскнй губернатор Бем не смог у себя в провинции набрать отряд, необходимый для осуществ­ления похода, а губернатор Вестерботнии Бек не риск­нул, видимо, взять проведение похода только на свои плечи.

Приведенные выше сведения о нежелании финских крестьян участвовать в шведском походе в северную Россию имеют для нас большую ценность. Финские бур­жуазные историки (начиная с Коскинена), проводя свой тезис о якобы исконной враждебности финского народа к России, в числе наиболее важных доказательств этого тезиса для XVI—XVII веков указывали на участие фин­ских крестьян Эстерботнии в нескольких шведских похо­дах в северные русские владения.[14] Приводимые нами здесь и в дальнейшем изложении факты опровергают традиционное построение финских буржуазных авторов и показывают, что в начале XVII века финские крестьяне северной Финляндии в основной своей массе отнюдь не хотели воевать против своих русских соседей.

В течение 1610  г. на северных рубежах продолжалось затишье; все внимание шведского правительства было приковано к событиям в центре России. Происшедшие в 1610 г. большие изменения во внутренней обстановке страны (свержение Шуйского, временная победа откры­той польской интервенции и занятие поляками Москвы) привели к открытой интервенции шведов. На Карельском перешейке шведские войска, как мы уже знаем, пере­шли границу и осадили город Корелу. Зимой 1610 — 1611 гг. шведские интервенты активизируют свою политику и на северных рубежах.

Но прежде, чем говорить о развертывании шведской агрессии на Севере в 1611 —1613 гг., необходимо остано­виться на общей обстановке в России в этот период.

В начале лета 1611 г. Делагарди начал осуществле­ние широких захватнических планов шведского прави­тельства. С многочисленным войском он двинулся вглубь русской территории и подступил к Новгороду. В резуль­тате неожиданного нападения в июле 1611 г. Новгород был захвачен шведами. Бояре, правившие городом, под давлением шведского командования заключили с Дела­гарди договор, согласно которому на русский престол приглашался шведский королевич Филипп. На основе этого договора шведские войска оккупировали всю новгородскую землю. Многие города были взяты только после упорного сопротивления; наиболее энергично обо­ронялся   Орешек,   но  и  он  был взят  в   начале   1612 г. К середине 1612 г. на всем северо-западе страны только Псков и его пригород Гдов не подчинялись шведам.

Развертывание шведской интервенции в северо-западных русских землях совпало по времени с началом национального движения русского народа, поднимавшегося на борьбу   за   освобождение   родины.    В    первые    месяцы 1611 г. на юге страны начало собираться первое ополчение, ставившее своею   целью изгнание   из   России   польских интервентов. В апреле 1611 г. первое ополчение по­дошло к Москве и начало  осаду  Москвы. Вскоре  руководители ополчения сделали первую попытку восстановления государственной власти на Руси. В лагере первого ополчения под Москвой было образовано временное правительство  («Совет всей земли»), объявившее себя выс­шею   властью   в   стране. Временное  правительство   во главе с Ляпуновым начало переговоры со шведами, рас­считывая, по примеру Шуйского, использовать шведскую помощь в борьбе против поляков.

Первая попытка   восстановления  русской   государст­венности и освобождения страны от интервентов не увен­чалась успехом.   В   стане первого ополчения   под   Моск­вой в середине лета  1611 г, разгорелась жестокая соци­альная борьба между феодалами и народными низами, входившими   в   состав    ополчения.   В   результате   этой, внутренней борьбы к концу лета   (1611 г.)  первое ополчение распалось.

Осенью   1611   г.   поднимается   новая,   более   мощная волна национально-освободительного движения. По призыву   Кузьмы    Минина   в   Нижнем    Новгороде   начало формироваться второе ополчение. Самые широкие массы народа стали подниматься на борьбу  за   освобождение родины. Летом 1612   г.   второе ополчение   под   руковод­ством   Минина   и   Пожарского подошло   к   Москве   и после двухмесячной осады  принудило польский гарнизон Москвы к капитуляции. Столица Русского   государства была освобождена от интервентов.

В конце 1612 г. и начале 1613 г. в Москве быстро восстанавливаются органы государственной власти. Города и уезды страны единодушно признают новую власть. В начале 1613 г. созывается Земский собор для избрания царя.

В кругах второго ополчения еще во время движения на Москву обсуждался вопрос о приглашении на русский трон шведского королевича Филиппа. По этому вопросу; летом   1612 г. были начаты   дипломатические  сношения с  шведским   правительством.    Но    вскоре  руководители ополчения отказались от этой мысли,   и   Земский собор в феврале 1613 г. избрал на русский престол представителя старого московского  боярства — Михаила   Федоро­вича Романова. С избранием царя процесс восстановления Русского государства был в основном завершен.

Но борьба с интервентами продолжалась. Еще в те­чение пяти лет польские правящие круги продолжали военные действия, стремясь снова захватить Москву. Шведское правительство, прекратившее активные дей­ствия в 1612 г., когда возник вопрос о приглашении швед­ского королевича на русский трон, в 1613 г. возобновило наступательные операции в новгородской области.

Такова была общая политическая обстановка в Рос­сии в тот период, когда развертываются основные события шведской экспансии на русском Севере.

Шведское наступление на Севере развернулось зимой 1610 — 1611 гг., вскоре после начала шведского наступления на главном оперативном направлении — на Карельском перешейке. На севере шведское наступление шло по двум линиям: из Вестерботнии на Колу — для захвата рус­ского побережья Ледовитого океана, и из Улеаборга на Суму и Соловки — для захвата северной Карелин.

Осуществление похода на Колу Карл IX возложил на этот раз целиком на губернатора Вестерботнии Бальтзара Бека. Бек должен был выступить в поход с отрядом, набранным в своей губернии, а также с отрядом наемных иноземных солдат, присланным ему из центральной Швеции; Улеаборгская губерния (Эстерботния) должна была прислать Беку сильный вспомогательный отряд крестьян-лыжников. Но и на этот раз шведским властям, как и год тому назад, не удалось набрать за­планированное королем количество вооруженных людей, причем особенно трудно проходил набора в Эстерботнии: среди финских крестьян Эстерботнии шведским властям с трудом удалось набрать около ста человек:[15] финские крестьяне попрежнему не хотели участвовать в тяжелом походе в северную Россию.

В феврале 1611 г. Бальтзар Бек выступил в поход и, преодолев огромные трудности в пути, добрался до бе­регов Кольского залива и подступил к городу. Шведы рассчитывали захватить город без борьбы, путем пере­говоров; поэтому, чтобы не восстанавливать против себя население и не вызвать вооруженного отпора, шведским, воинам было запрещено производить грабежи на русской территории.[16] Но город оказал энергичное сопротивле­ние захватчикам. Как рассказывает в своем письме сумский воевода, шведские «воинские люди приходили вой­ною с нарядом[17] под Колской острог и приступали на­крепко, и хотели за щитом[18] Колской острог взяти, и бог им того не подал» (прилож. 21).

Бальтзар Бек в своем официальном донесении сообщил шведскому правительству, что во время штурма Колы ему удалось ворваться в крепостные ворота, и, если бы он имел с собой гранаты, то мог бы в этот мо­мент подавить сопротивление гарнизона и взять кре­пость.[19] Но, разумеется, ссылка на отсутствие гранат — лишь попытка найти объективную причину своего пора­жения. В действительности же штурм Колы кончился поражением, благодаря исключительному мужеству защитников города. Даже в самый опасный момент, когда шведы ворвались внутрь городских укреплений, русские люди — стрельцы и вооружившиеся горожане — не дрог­нули, собрались с силами и вытеснили врагов обратно за городские ворота.

Не добившись никакого результата, напрасно совер­шив труднейший тысячеверстный поход, шведский отряд должен был повернуть обратно.

На обратном пути шведские воины выместили свою злобу из-за неудачного похода на карельском населении северных пограничных местностей. Как рассказывает сумский воевода в цитированном уже нами выше письме, шведские воинские люди, возвращаясь обратно из-под Колы, «нашего государства порубежные волости повое­вали, и деревни пожгли, и людей секли, а иных в полон взяли» (прилож. 21).

Одновременно шведские власти предприняли и вто­рой поход — через северную Карелию к Белому морю.

К операции на этом направлении подготовились  более тщательно, были введены в дело значительно большие силы.

О шведском походе 1611 г. в северную Карелию до сих пор было известно очень мало. Имевшиеся в нашей исторической литературе сведения ограничивались лишь письмом сумского воеводы в Улеаборг от 7 сентября 1611 г., в котором о шведском походе говорится очень коротко (в одной фразе). Между тем, привлечение опуб­ликованных шведских материалов, а также давно опубли­кованного, но неверно датированного издателем еще одного русского источника, позволяет довольно полно осветить это самое крупное предприятие шведской интер­венции на Севере.

Поход в северную Карелию подготовлялся под непосредственным наблюдением самого короля. Карл IX лично наметил план и цели операции, выделил необходи­мые воинские силы, составил подробную инструкцию для предводителей похода и все время следил за разви­тием событий. Поход в северную Карелию должен был осуществить давнюю мечту короля — овладение богатей­шим побережьем Белого моря. Зная уже но опыту прош­лого года, что настроение финских крестьян Эстерботнии не позволяет рассчитывать на набор значительной воен­ной силы на месте организации похода, под Улеаборгом, Карл IX возложил главные надежды в предстоящем по­ходе на шведские регулярные части, посланные им в Улеа­борг из центральной Швеции; военные формирования Улеаборгской губернии должны были играть в намечае­мой операции лишь вспомогательную роль.

В конце января 1611 г. король отправил из централь­ной Швеции отряд из 200 наемных иноземных солдат-пехотинцев (ирландцев) под начальством Роберта Сима и отряд из 120 шведских рейтаров (конных солдат) под начальством Кнута Хоканссона. Во главе обоих отрядов был поставлен полковник Андерс Стюарт, осуществляв­ший общее командование. В Хельсингланде (северная провинция собственно шведской территории) Стюарт должен был взять с собой третий отряд — 300 шведских кнехтов (солдат-пехотинцев) под начальством Ханса фон Окерн и с тремя отрядами двинуться через замерз­ший Ботнический залив к Улеаборгу.[20]

До наших дней сохранилась инструкция Карла IX командирам похода в северную Карелию (прилож. 14). Эта инструкция, предназначенная для внутреннего упо­требления, а поэтому довольно откровенно излагавшая планы Карла IX, является ярким документом, разобла­чающим захватнический, грабительский характер швед­ской политики в России. Командиру военной экспедиции Андерсу Стюарту король приказывал идти через Улеа­борг к русской границе и далее внутрь русских владений. Задачей похода, по указанию короля, был захват Сумы и Соловецкого монастыря или одной из этих крепостей, или же какое-либо другое расширение шведских владе­ний. Для захвата Сумы и Соловецкого монастыря король предлагал применить закладку петард под кре­постные стены. Если крепости удастся захватить, Роберт Сим и Ханс фон Окерн со своими пехотными отрядами должны будут остаться в крепостях для удержания их в руках шведской короны. И вновь, как и в предшествую­щих инструкциях, Карл IX, боясь сопротивления русского и карельского населения, запрещает своим солдатам при­бегать к крайним мерам насилия. Захват огромных про­странств северной Карелии столь небольшими силами был возможен лишь в результате быстрого и внезапного набега, а крайние меры насилия неизбежно должны будут вызвать вооруженный отпор со стороны населения и приведут к партизанской войне, которая сорвет план захватчиков. Но, не разрешая жечь русские селения и убивать местных крестьян, король в то же время позво­лял своим солдатам брать у населения все, что попа­дется под руку, как бы благословляя этим своих воинов на грабеж мирных жителей.

Пока отряды Стюарта двигались вдоль берега Шве­ции и через Ботнический залив к Улеаборгу, Карл IX приказал улеаборгскому губернатору Эрику Харе доста­вить в Сумский острог письмо от имени короля к игу­мену Соловецкого монастыря и получить на него ответ. Одновременно Эрику Харе поручалось набрать в подвла­стной ему губернии тысячу местных крестьян, вооружить их и подготовить для похода в русские владения к тому моменту, когда отряды Андерса Стюарта достигнут Улеаборга (прилож. 13).

24 февраля 1611 г. Эрик Харе отправил соловецкому игумену привезенное курьером королевское послание.

Само послание не сохранилось, до нас дошло (в соло­вецком архиве) лишь сопроводительное письмо Эрика Харе (прилож. 15), требующего, чтобы на королевское послание был немедленно дан письменный ответ. Улеаборгский губернатор требовал немедленного ответа, ибо на обмен письмами и он сам, и его король смотрели лишь как на проформу, как на известное соблюдение дипломатического этикета. Вопрос о походе в северную Карелию был уже решен, и Эрик Харе торопился поско­рее закончить эти дипломатические формальности, чтобы можно было успеть совершить поход до весенней распу­тицы.

О содержании королевского послания мы можем только догадываться по сохранившемуся в соловецком архиве тексту ответного письма игумена королю.[21] По-видимому, король спрашивал игумена, как представителя русской власти в северной Карелии, кого он признает царем и подчиняется ли он приглашенному московскими боярами на русский трон польскому королевичу Влади­славу. Возможно, что в королевском послании содержа­лось в более пли менее открытой форме предложение из­брать на русский трон шведского королевича.[22] В своем ответе игумен Антоний сообщил, что поляки, заключив­шие с московскими боярами договор о приглашении Владислава, нарушили свою клятву (из чего подразу­мевалось, что Владислав не может считаться русским царем) и что по призыву московского патриарха Гермогена русские люди начали собираться для борьбы против польских захватчиков. В конце письма игумен подчерки­вал единодушное стремление всех русских людей не вы­бирать на царский трон иноземцев и указывал, что так­же настроено население «и у нас в Соловецком мона­стыре, и в Сумском остроге, и во всей Поморской области».

Когда письмо игумена было доставлено в Улеаборг и, таким образом, формальности были соблюдены, под Улеаборг уже прибыли (в начале марта) отряды Стюар­та.[23] Шведские власти теперь могли приступить к актив­ным действиям. Но силы, собранные к началу операции, оказались значительно меньше, чем предполагалось по плану короля. Несмотря на все усилия Эрика Харе, ему не удалось набрать среди местного финского крестьян­ства намеченную королем тысячу вооруженных людей, ибо финские крестьяне и на этот раз всеми силами стре­мились уклониться от похода в Россию. Вместо тысячи человек Эрику Харе не удалось набрать и четырехсот. Улеаборгскне крестьяне составили два вспомогательных отряда, под руководством шведского офицера Грельса Йонссона (210 чел.) и преданного шведским властям крестьянина Ханса Кранка (156 чел.).[24] Общая числен­ность войска, отправившегося в поход, составила не­сколько менее тысячи человек.[25] Недостаточная числен­ность войска уже с самого начала должна была повлиять на успешность операции.

Провиант, собранный с большим трудом в бедных крестьянских селениях Эстерботнии, был взят с собой лишь на время пути до русской границы,[26] на русской территории предполагалось снабжаться за счет местного населения, так как король в инструкции о проведении, похода разрешил своим солдатам брать у русских под­данных все, что попадется под руку.

В двадцатых числах марта Андерс Стюарт со своими отрядами выступил из-под Улеаборга к русской границе. Кавалеристы Кнута Хоканссона выступили немного раньше для разведки пути. В последних числах марта шведское войско перешло русскую границу и вступило на территорию северной Карелии.[27]

О движении шведского войска по северной Карелии в апреле 1611 г. мы знаем из письма сумского воеводы к шведским властям (прилож. 21). В письме говорится, что шведские воинские люди на «Русь воевать ходили, а повоевали по имяном наши одиннадцать мест, волость Реболу, Ровкулу, Чолку, Котвасозеро, Тюжню, Ловуш-остров, Лендеру, Вонгоры, Кимас-озеро, Юшко-озеро, Сопасалму и в тех деревнях многих русских людей по­били, а иных в полон взяли, а иные от того вашего розгрому розбежалися розно».

Хотя автор письма, незадолго до этого занявший пост сумского воеводы, плохо представлял себе географическое расположение перечисляемых им селений и потому дал названия селений, пройденных шведским войском, в неверной последовательности, мы можем, сопоставляя названия селений в тексте письма с географической кар­той, без труда проследить маршрут движения шведского войска по территории северной Карелии.

Обычный в то время путь из северной Финляндии в северную Карелию к Белому морю вел (как мы уже знаем) вдоль реки Улео, мимо Каянеборга и через озеро Пиэлис-ярви к русскому рубежу и в систему рек, веду­щих к устью Кем». По этому пути и пошло войско Стюарта. По льду или вдоль берега замерзших рек и озер шведы добрались до озера Пиэлис-ярви, откуда повер­нули на восток через русский рубеж к Лендерскому озеру. Па берегу Лендерского озера шведы напали на первое, оказавшееся на их пути, селение русской Каре­лии — Лендеры. От Лендер шведы двинулись парал­лельно границе па север к реке Кеми. Пройдя к озеру Суло, шведы напали на селение Ловуш-остров (Лоут-остров), перешли к озеру Льекса, напали на селения Тюжня (Туженя), Чолка и на большое карельское село Реболы. Свернув почему-то с прямого пути на запад, шведское войско (а может быть, только один из швед­ских отрядов) напало на лежащее к западу от Ребол селение Котвас-озеро (Колвас-озеро), но затем верну­лось в Реболы и вновь двинулось на север. Через Ровкульское озеро, селение Ровкулу и по сухопутной дороге (до сих пор весь путь проходил по течению рек и озер) шведы добрались до селений Вонгоры и Кимасозеро; от­туда по озеру Нюк и реке Чирка-Кемь шведы прошли до села Юшкозеро и затем подошли к селению Сопасалма, стоящему на реке Кеми. К этому времени наиболее труд­ная часть похода была уже пройдена, оставался прямой путь — километров полтораста — по реке Кеми к Белому морю. Но дальше Сопасалмы шведское войско пройти не смогло. У Сопасалмы шведы должны были остано­виться и повернуть обратно.

Поход оказался в действительности несравненно более трудным, чем предполагали его организаторы — Карл IX и его командиры. В своем письме к королю, написанном по возвращении из похода, в Улеаборге (прилож. 16), одни из руководителей шведского войска Кнут Хоканссон, стремясь оправдать себя и своих товарищей в не­выполнении королевского приказания, объясняет неудачу всего предприятия крайне тяжелыми климатическими и приходными условиями. По его словам, глубокие снега, Достигавшие роста лошади, и пустынность территории, по которой должны были двигаться шведские отряды, привели к тому, что успешно совершить поход, согласно королевской инструкции, оказалось физически невозмож­ным. Но из письма предводителя войска Андерса Стю­арта к соловецкому игумену Антонию, написанного тоже по окончании похода, мы узнаем более важные обстоя­тельства, которые явились основной причиной неудачи всего предприятия (прилож. 19). Как рассказывает Андерс Стюарт, когда карельские крестьяне, оказав­шиеся в зоне движения шведского войска, «доведались, што мы едем, так они все от своих дворов побежали и я великою нужею для хлеба до деревни Чюпы при­ехал». Говоря, что он, якобы, направлялся на соединение с войском Делагарди, то есть к Ладожскому озеру, Стю­арт далее писал: «как яз увидел, что нам не можно туды проехать для голоду, коли все ваши мужики прочь побе­жали и нам за денги не можно ничего добыть, так яз назад с моем войском воротился в нашу землю». Таким образом, сам предводитель шведского войска указывает, что главной причиной неудачи похода было сопротивле­ние карельских крестьян. Неожиданный приход швед­ского войска застиг карельское население врасплох, объе­диниться для организации вооруженного отпора карель­ские крестьяне не успели. Тогда патриотически настроен­ное карельское население без предварительного сговора, в стихийном порыве, оказало пассивное сопротивление захватчикам. Все население сел и деревень ушло в леса и попрятало или увезло с собой все имевшееся у них про­довольствие.

Движение шведского войска на восток от селения Сопасалма к Белому морю оказалось невозможным: в опустевшей местности нельзя было найти никакого продовольствия, и шведским солдатам стала угрожать голодная смерть. Таким образом, патриотические дейст­вия карельского крестьянства привели к провалу столь тщательно подготовлявшегося шведского похода, к провалу главной операции по захвату северной Каре­лии.

Предводитель похода Андерс Стюарт еще не хотел признавать себя побежденным. Убедившись в провале зимней экспедиции, Андерс Стюарт выдвигает новый план: задержаться в северной Карелии до вскрытия рек, дождаться подкреплений у Улеаборга и вновь начать движение к Белому морю, но уже не по сухому пути, а по воде  (прилож. 18). О своем плане    Стюарт сообщил Карлу IX и улеаборгскому губернатору Эрику Харе с просьбой о присылке подкреплений. Эрик Харе, соглас­но этому плану, должен был по первому водному пути прибыть с подкреплением к Стюарту и привести с собой из Улеаборга лодки для движения всего войска по реке Кеми к Белому морю. Карл IX одобрил инициативу своего командира и, зная уже, что Эрику Харе вряд ли удастся набрать в Эстерботнии новый значительный отряд   ввиду нежелания местных финских крестьян участвовать в походах на Россию, приказал   губернатору Вестерботнии Бальтзару Беку, недавно вернувшемуся из похода, на Колу, немедленно выступить  со  своими военными силами через  Улеаборг  в   северную   Карелию  на помощь Стюарту (прилож. 18).

Новый план операции сложился у Стюарта в конце апреля. В упоминавшемся нами выше письме Кнута Хоканссона королю, датированном 30 апреля (прилож. 16), уже говорится об этом плане, причем автор письма отзывается об идее своего военачальника весьма нелестно, называя готовящийся поход «сумасшедшим предприятием» и считая, что вероятность успеха «не очень велика». К сожалению, дальнейший ход событий нам остается недостаточно ясным; состояние наших источни­ков таково, что мы не можем с полной точностью ска­зать, когда и какими силами была осуществлена эта опе­рация.

У нас имеется лишь глухое известие о том, что в это лето шведы на небольших лодках вышли в Белое море, собираясь напасть на политический центр северной Каре­лии — Соловецкий монастырь, но не рискнули исполнить свое намерение и, бесплодно простояв некоторое время у Кусовых островов (в 30 верстах к западу от Соловков), повернули обратно. Известие это содержалось в какой-то «старинной летописи», хранившейся в архиве Соловецкого монастыря и использованной соловецким истори­ком XIX века Досифеем.[28] После Досифея никто из историков этой летописи не видел, и характера и времени составления этого памятника мы не знаем; но сомне­ваться в достоверности известия нет оснований — оно прямо перекликается с данными шведских источников, говорящими о подготовке того же похода, который за­фиксирован в этом известии.

Хотя о летнем шведском походе мы не имеем, таким образом, прямых и точных данных, все же кое-что можно установить по данным косвенного характера, содержа­щимся в наших источниках. Прежде всего, для установ­ления даты похода нам может помочь письмо шведских командиров в Соловки и Суму (прилож. 17), в котором шведы интересуются, есть ли в Кеми острог. Село Кемь стояло в устье реки Кеми, по которой шведы, по плану Андерса Стюарта, должны были пройти на лодках и Белое море. Поскольку шведские командиры спраши­вают, имеется ли в устье реки Кеми русское укрепление, которое может помешать шведским лодкам пройти в Белое море, очевидно, что во время написания письма — в мае или в начале июня (прилож. 17, прим. 1) — водный поход еще не был осуществлен и что шведы тогда еще только готовились этот поход совершить.

Далее из источников мы узнаем, что Андерсу Стю­арту не удалось выполнить первую составную часть своего плана — задержаться в северной Карелии, в Лопских погостах, и дождаться там после половодья прибытия из Улеаборга подкреплений и лодок. Оста­ваться в Лопских погостах в течение нескольких недель, вследствие угрозы голода, шведы не могли; от Сопасалмы Стюарт должен был повернуть назад и уйти за рубеж. На шведской территории Стюарт не стал задер­живаться в пограничных селениях и направился обратно к Улеаборгу. Видимо, раньше всего вернулся в Улеаборг конный отряд Кнута Хоканссона (его письмо, как мы видели, датировано в Улеаборге 30 апреля). Затем, в мае, возвратились к Улеаборгу пешие отряды вместе с Стюартом. О готовящемся возвращении Стюарта узнал в середине мая губернатор Вестерботнии Бек и поторо­пился сообщить об этом своему королю (прилож. 18). Когда писалось упоминавшееся нами письмо в Соловки и Суму, в мае — начале июня, шведское войско уже на­ходилось вблизи Улеаборга.[29]

Письмо в Соловки и Суму (прилож. 17) явилось актом дипломатической подготовки к новому шведскому походу. В этом письме шведские командиры в северной Финляндии требуют от имени короля передачи Швеции Сумского острога, якобы обещанного царем Василием Шуйским в награду за шведскую военную помощь, и вос­становления границы «по старому рубежу, по Дубу и по Золотцу». Какие реки или вообще географические поня­тия подразумевались под этими двумя названиями, не совсем ясно. Рек с названием «Золотица» на севере не­сколько, скорее всего, здесь подразумевались или река Золотица, впадающая в Белое море западнее Онеги, или порог Золотец на реке Выг. Еще труднее определить, что подразумевалось под термином «Дуб». Но, учитывая уже известные нам шведские захватнические планы, можно полагать, что в данном случае шведами подразумевалась вся территория беломорской Карелии до Сумского острога. Упоминаемый в шведском документе «старый рубеж» придуман самими авторами письма как повод, позволяющий требовать добровольной передачи бело­морской Карелии.

В конце письма содержится угроза: в случае, если требуемая территория не будет передана Швеции, коро­левские войска ее возьмут сами вооруженным путем. Королевские воинские люди (в количестве 700 чел.), ука­зывалось далее в письме, стоят в 30 верстах от Улеаборга вблизи границы, готовые выступить по первому приказу. Здесь явно подразумевается отряды Андерса Стюарта (сама же цифра «700 человек» скорее всего преувеличена). Потерпев полную неудачу во время зимнего похода в северную Карелию, Андерс Стюарт сделал по­пытку с помощью подобного письма достичь того, чего ему не удалось достичь военным путем. Правда, на это письмо он все же, видимо, не очень рассчитывал; вскоре после отсылки письма, как мы увидим, Стюарт отправил своих людей во второй поход к Белому морю.

Письмо являлось, по своей наглости, исключительным даже для этого времени актом прямого вымогательства шведских властей. Стремясь воспользоваться резким ослаблением Русского государства, шведские власти в северной Финляндии, не имевшие в своих руках доста­точно крупных военных сил, попытались путем угроз за­пугать русские власти на Севере и захватить голыми руками северную Карелию.

Русские власти в северной Карелии (нужно им от­дать справедливость) в наиболее трудный период борьбы с интервентами проявили большую выдержку и мужество. Соловецкий игумен и сумский воевода, имея лишь не­большое число стрельцов и ратных людей, твердо вели политику сохранения северной Карелии в составе Русского государства, политику решительной борьбы против всех захватнических поползновений шведов. Эта политика, как мы увидим дальше, увенчалась полным успехом.

В это же время, когда Стюарт уже готовил новый поход в северную Карелию, до королевской резиденции дошли первые слухи о неудаче зимней экспедиции Стю­арта и о возвращении войска Стюарта к Улеаборгу (прилож. 18). Король вначале не захотел верить этим слухам, не желая еще признавать, что столь долго и настойчиво подготовлявшаяся им экспедиция кончилась полным про­валом. Зная уже о новом военном плане Стюарта, Карл IX еще надеялся, что операция может быть продол­жена и успешно завершена. В конце мая и в начале июня Карл IX дважды посылал строгие распоряжения губернатору Вестерботнии Бальтзару Беку со всем имею­щимся у него войском немедленно отправиться вокруг Ботнического залива на соединение с отрядом Андерса Стюарта для дальнейшего движения на Суму (прилож. 18). Но Бальтзар Бек, несмотря на два королевских при­каза, так и не выступил в поход на помощь Стюарту. Узнав о возвращении войска Стюарта под Улеаборг, Бек, вероятно, решил, что вся операция теперь окончательно провалилась и он спокойно может ничего больше не предпринимать (тем более, что он вскоре получил при­каз от короля направить свои силы против датских владений в северной Норвегии).

О крестьянских отрядах, участвовавших в войске Стюарта, для лета 1611 г. у нас нет сведений; очевидно, крестьян, набиравшихся обычно лишь на несколько месяцев, в перерыве между сезонами сельскохозяйствен­ных работ, шведские командиры по возвращении к Улеаборгу в мае месяце должны были уже распустить по домам, ибо в деревне в то время уже началась весен­няя страда.

Таким образом, поход по водному пути мог быть совершен только одним из отрядов, приведенных из самой Швеции, очевидно, одним из двух отрядов пехоты (конный отряд для движения на лодках не годился). Время похода может быть примерно установлено. В конце мая — начале нюня (вероятнее всего в данном случае — первая дата) шведские командиры, как мы видели, еще интересовались, могут ли их лодки беспре­пятственно пройти устье Кеми, то есть еще готовились к походу. А 10—15 июля оба пехотных отряда, по дан­ным улеаборгского архива, получили продовольствие для переезда через Ботнический залив, то есть уже возвраща­лись обратно в Швецию; несколько раньше, 6 июля, получил продовольствие и направился в Швецию третий отряд (Кнута Хоканссона).[30] Следовательно, для совер­шения похода остается июнь месяц.

Стюарт не смог собрать большого числа лодок и про­вианта, так как срок для организации похода был не­большой, и потому в поход были брошены значительно меньшие силы, чем зимой. Известие «старинной лето­писи», использованной соловецким историком Досифеем, создает впечатление, что шведский отряд, пришедший на лодках в Белое море, не был особенно велик. Вероятно, узнав, что Соловецкая крепость и Сумский острог хорошо укреплены и имеют надежный гарнизон, шведские коман­диры решили не рисковать и повернули обратно. Второй шведский поход в северную Карелию кончился таким же провалом, как и первый.

Зимний шведский поход имел тяжелые последствия. Было разорено и опустошено много крупных карельских селений в Лопских погостах. Сотни людей, спасаясь от гибели или плена, бежали в леса.

Вскоре после ухода   шведов карельские   крестьяне из разгромленных селений стали собираться в отряды, чтобы отомстить шведам за их грабежи  и  насилия,  В течение лета последовало одно или несколько нападений карель­ских отрядов на шведские владения. Об этом мы можем судить по письму Андерса Стюарта к соловецкому игумену Антонию  (прилож.  19): «ваши люди и мужики пришли  в нашу землю и наших хрестьян забили и много деревень зажгли и животины много отняли». Таким образом, ка­рельские крестьянские отряды   в   свою очередь   нанесли сильный ущерб противнику, сожгли ряд селений на швед­ской территории.[31]

По данным Улеаборгского архива, во время набегов карел был разорен ряд селений во внутренних частях Эстерботнии, в приходах Оулуярви, Ий, Кеми и Сало. Особенно пострадал приход Оулуярви, где было сожжено 88 дворов.[32] Инициатива в данном случае принадлежала целиком самим карельским крестьянам; русские власти в северной Карелии, сумский воевода и соловецкий игу­мен, не участвовали в организации набегов на шведскую территорию и узнали об этих действиях лишь впоследст­вии. Понимая, что в условиях общего ослабления русской государственности и начала открытой шведской интервен­ции можно ожидать больших завоевательных действий шведов на севере, русские власти в северной Карелии не только не поощряли нападения на шведские рубежи, а, напротив, всячески препятствовали подобным нападе­ниям, чтобы сохранить по возможности мир на границах и не создавать никаких поводов для шведской агрессии.

В начале июля остатки войска Андерса Стюарта еще продолжали  стоять  у  Улеаборга,   ожидая  дальнейших распоряжений короля. Из-под Улеаборга Андерс Стюарт написал  7  июля  соловецкому   игумену  уже  указанное выше письмо   (прилож. 19),  где  объяснил  свой   поход в русские владения тем,  что он  шел «на помощь»  рус­ским    «против    наших   недругов    поляков и литваков». С поразительной наглостью Стюарт жаловался игумену на   «нехорошие»   действия   карельских   крестьян,  своим уходом в леса лишивших шведское войско   продоволь­ствия и вынудивших шведов вернуться обратно за рубеж, а также на нападения карельских крестьян на шведские владения.  Письмо   кончалось   категорическим   требованием удержать в дальнейшем карельских крестьян от подобных нападений и угрозой   вновь двинуться  в   рус­ские владения, если нападения с русской стороны будут продолжаться.

События весны и лета 1611 г. показали, что в север­ной Карелии создалась исключительно напряженная об­становка: нависла непосредственная угроза шведского завоевания, тем более, что русские военные силы на этой территории были малочисленны (имелись лишь не­большие гарнизоны в Сумском остроге и в Соловках). Русское государство в этот момент могло лишиться всей территории Карелии к западу от Белого моря, что не­избежно должно было повлечь за собой и утрату Коль­ского полуострова.

Учитывая эту опасность, временное правительство, созданное под Москвой руководителями первого ополче­ния, предприняло дипломатические шаги для защиты русского севера: новгородским воеводам было поручено вступить в переговоры со шведским главнокомандующим Делагарди, попросив его обратиться к королю с просьбой прекратить на будущее время нападения на русские северные владения (прилож. 20).

Одновременно, не очень надеясь на успех перегово­ров с Делагарди, временное правительство решило по­слать в северную Карелию значительный отряд ратных людей (из состава первого ополчения), чтобы сохранить эту территорию в русских руках. Начальник отряда Мак­сим Лихарев должен был занять одновременно и пост воеводы в Сумском остроге. Придя со своим отрядом 15 августа в Сумский острог, Лихарев отправил письмо в Улеаборг шведским властям, где извещал, что в июне месяце в Новгороде состоялось соглашение между рус­скими боярами и Делагарди об избрании шведского королевича на русский трон, и предлагал прекратить теперь военные действия на границе. «И вам бы, госпо­да, — пишет Лихарев, — ратных своих и порубежных людей велети унимати, чтоб они с нашими людми не воевались и задору б и смуты промеж государствы никоторыя не чинили, потому что у нас с вашим королем доброе дело сталося» (прлож. 20).

В ответном послании шведские власти в Улеаборге ста­ли жаловаться на нападения вооруженных людей с рус­ской территории на шведские владения. Лихарев вынуж­ден был в начале сентября написать новое письмо, где на­поминает шведам, что именно они первые нарушили мир, напав в конце прошлой зимы на Колу и Лопские погос­ты. Далее Лихарев сообщает, что его «Московского государства бояря и воеводы... послали против вашего задору, со многими воинскими ратными людми, против вас стояти и Поморских волостей оберегати». Посылка ратных людей была нужна не только для непосредствен­ного отражения новых нападений шведских войск, но и вообще для того, чтобы шведские власти знали: север­ная Карелия отныне не беззащитна, она имеет свою до­вольно значительную военную силу.

Сообщив шведским властям эту не особенно прият­ную для них новость, Лихарев предлагал установить мир в пограничных землях, вернуть на Русь захваченных шведами пленников и взаимно заботиться о том, чтобы мир в будущем не нарушался[33] (прилож. 21).

Второе письмо также не имело практических резуль­татов. Шведы, правда, не отваживались больше напа­дать на погосты северной Карелии, зная, что в Сумском остроге стоят значительные русские силы. Но, не отка­зываясь еще от своих захватнических планов, шведские военачальники в последние месяцы 1611 г. обратили свое внимание на более южную часть Карелии — на Заонежье.

Сумский воевода   Максим Лихарев,   являясь   теперь высшим    представителем  русской    политическоа  власти в Карелии, распространил,   невидимому, свои полномо­чия  и  на   Заонежские  погосты.[34]   Заонежские погосты обычно подчинялись новгородским воеводам (как состав­ная часть Новгородского уезда). Но после захвата Нов­города шведами новгородские воеводы стали лишь испол­нителями воли шведского командования   и   распоряжа­лись только на занятой шведами территории. На окку­пацию Заонежских погостов у шведов в 1611 г. не хватило сил, поэтому  на   Заонежские   погосты власть   новго­родских воевод   больше не распространялась. И естест­венно, что карельское   и   русское население Заонежских погостов, как только в Сумском остроге появился пред­ставитель центральной  русской власти,  независимый от шведских  и  польских интервентов,   решило  ему  подчи­ниться. В глазах местного карельского и русского кресть­янства присланные из Москвы воевода и его стрельцы были естественными   защитниками от нависшей  над  по­гостами шведской угрозы.

По всей   вероятности, к этому   времени, к последним месяцам    1611 г., относится ошибочно   помещенное изда­телем   Актов   Археографической   Экспедиции   под   1615 годом  недатированное письмо  Ганса Мунка — команди­ра шведского отряда, стоявшего к северу от Ладожского озера, к «Максиму Васильевичу и ратным людям и жи­телям Заонежских и Оштинских погостов» (прилож. 22). В этом письме Ганс Мунк уговаривает воеводу Максима Васильевича Лихарева, его ратных  людей и население Заонежских и Оштинских  погостов   присягнуть  швед­скому королевичу,   приглашенному   новгородскими  боя­рами на русский трон.   Как   указывает Ганс Мунк, по­добное письмо он уже посылал, но  не  дождался ответа от   воеводы   и   вынужден писать снова.   В   весьма   про­странных выражениях Ганс Мунк старался убедить Ли­харева и население Заонежских погостов  в том, что им гораздо выгоднее добровольно подчиниться шведам, чем ожидать нападения шведских военных сил. Стремясь запугать воеводу и жителей погостов, Мунк угрожает, что если они откажутся подчиниться королевичу, он сам с вой­ском отправится в Заонежские погосты: «сами ныне... пойдем воевати и жечи домов ваших и детей ваших побивати и в полон имати; да на вас же придут с стороны немецкие люди». Увлекшись угрозами, Мунк даже вы­балтывает секретные планы шведского правительства, говоря, что если он с войском двинется в поход, то не остановится в Заонежских погостах, а пойдет дальше на Каргополь, Белоозеро и поморские города к Белому морю.

И необходимость дважды посылать письма с предложением подчиниться, и содержание дошедшего до нас второго письма Мунка с его пространными уговорами и столь же пространными угрозами говорят о слабости шведских сил на границе Заонежских погостов. Если бы Мунк имел под своим началом значительное войско, он не стал бы дважды писать письма, не стал бы уговари­вать. Письма Мунка являлись новым актом шантажа и вымогательства шведского командования, не обладавше­го достаточными силами для вооруженного захвата ка­рельских  земель и стремившегося добиться подчинения Восточной Карелии без вооруженной борьбы.

Поскольку Лихарев, как надо полагать, или не стал вовсе отвечать (как поступил с первым письмом Мунка) или же письменно отказался подчиниться требованиям шведов, то Мунк в начале зимы, видимо, попытался осуществить на деле свои угрозы.

Шведский отряд вторгся в Толвуйскую волость и стал разорять карельские селения. Карельские и русские крестьяне послали гонцов в Сумский острог с просьбой о помощи. Лихарев со своими ратными людьми немед­ленно выступил против шведов и изгнал их обратно за рубеж.[35] После этого, с конца 1611 г., шведские напа­дения на русские порубежные территории на севере, на­сколько нам известно, прекратились.

Шведские власти в северной Финляндии уже должны были знать об изменении отношений между Швецией и русскими землями, в связи с заключением договора в Новгороде о приглашении на русский престол швед­ского королевича. Но все же политическая ситуация была, видимо, для шведских властей в Улеаборге еще не совсем ясна, и с заключением перемирия на северной русско-шведской границе улеаборгские власти не спеши­ли. Лишь летом 1612 г., когда политическая обстановка уже достаточно определилась, когда стало ясно, что северная Карелия должна теперь считаться владением шведского королевича, приглашенного на русский трон, был, наконец, установлен мир и на северных рубежах. В июне 1612 г. между улеаборгским губернатором и сум­ским воеводою было заключено соглашение о перемирии на границе; соглашение возобновлялось в 1613 и 1614 гг.[36]

Русские власти в северной Карелии (сумский воевода и соловецкий игумен), ведя дипломатические сношения с улеаборгскими шведами, в то же время не подчинялись новгородскому боярскому правительству, являвшемуся марионеткой в руках шведских оккупантов, и признавали лишь те органы политической власти в центральных рус­ских землях, которые вели борьбу за освобождение стра­ны от интервентов — сначала временное правительство, созданное первым ополчением (в 1611 г.), затем — руко­водство второго ополчения (в 1612 г.) и восстановленное после взятия Москвы всероссийское правительство, воз­главленное с февраля 1613 г. вновь избранным царем Михаилом Федоровичем Романовым. Получая с 1611 г, поддержку из центра страны, русские власти в северной Карелии теперь могли говорить со шведами иначе. С другой стороны, шведские власти в Улеаборге, пони­мая, что теперь соотношение сил на севере изменилось не в их пользу, вынуждены были отказаться от мысли о больших территориальных приобретениях.

Последние известные нам столкновения на северных границах произошли в 1614 г. Карельский крестьянский отряд вторгся летом 1614 г. в Улеаборгскую губернию и произвел большие опустошения в порубежных селениях. Улеаборгский губернатор Эрик Харе выслал навстречу отряд шведских солдат; нападавшие были разбиты и от­теснены к границе.[37] Сумский воевода через двух пос­ланных принес извинения за случившееся, объяснив, что нападение было совершено без его разрешения и ве­дома;[38] на границе вновь было восстановлено переми­рие.

Глухие указания на какие-то нападения шведов на поморские волости и Сумский острог мы имеем и за последующие годы (даже за первые годы после заключения Столбовского мира).[39] Но последние нападения уже не представляли серьезной угрозы: северная Карелия охранялась теперь вооруженными силами восстановленного Русского государства, и рассчитывать на за­воевание этой территории улеаборгские власти уже не могли.

Таким образом, вооруженная борьба за обладание северной Карелией закончилась в основном уже к 1612 г., когда появление в северной Карелии войск Русского го­сударства заставило шведские власти в Улеаборге отка­заться от дальнейших попыток захвата соседних карель­ских земель.

Правящие круги самой Швеции еще долго не хотели отказываться от своих больших завоевательных планов на Севере. Шведское правительство стремилось восполь­зоваться создавшейся исключительно благоприятной об­становкой, когда Русское государство было чрезвычайно ослаблено и на его территории находились крупные силы шведских войск.

В начале 1613 г., когда, шведский королевич Филипп все еще был возможным кандидатом на русский трон и когда его кандидатура еще обсуждалась в Москве наря­ду с кандидатурой Михаила Романова, Делагарди вы­двинул проект захвата Холмогор. В своем письме к мо­лодому королю Густаву-Адольфу Делагарди дал подроб­ное обоснование своего проекта. Захват Холмогор, по мнению Делагарди, должен был обеспечить Швеции господство на всем русском Севере и передать в швед­ские руки всю северную русскую торговлю; после захва­та Холмогор шведам легко будет занять Сумский острог и Соловецкий монастырь (то есть всю северную Карелию). Для этой операции, по мнению Делагарди, достаточно будет отряда в три тысячи воинов.[40]

Под влиянием письма Делагарди и старой завоева­тельной программы короля Иоанна III Густав-Адольф составил свою большую программу территориальных за­хватов, предполагавшую овладение всем севером Рос­сии. Эта программа была сформулирована в инструкции послам, которые должны были сопровождать королевича Филиппа к русской границе. Послы должны были дого­вориться об условиях вступления Филиппа на русский трон, а в случае неудачи этих переговоров начать просто переговоры о мире. В обоих случаях послы должны были, согласно инструкции, добиваться передачи Швеции всего побережья русских северных морей до Архангель­ска, всей Карелии л всей Ижорской земли (а также по­пытаться получить Новгород и Псков).[41] Иными слова­ми, король Густав-Адольф стремился совершенно отре­зать Россию от выходов к морям и на западе, и на севе­ре, отнять у России балтийское и северное побережья и поставить русские земли в полную экономическую зави­симость от Швеции.

Переговоры в 1613 г. не состоялись, ибо проект из­брания на русский трон королевича Филиппа провалил­ся: на царство был избран Михаил Романов.

Летом 1613 г. Делагарди вновь стал настаивать перед королем на осуществлении своего плана захвата Холмо­гор и русского беломорского побережья[42] и, не получив санкции короля, попытался в конце 1613 г. осуществить этот план на свой страх и риск (о чем мы будем говорить в следующей главе). Но международное и внутрен­нее положение Швеции становилось все более и более неблагоприятно для проведения новых больших насту­пательных операций на севере России.

Швеция уже более пятидесяти лет непрерывно вела войны против Польши, Дании, России. Шведские правя­щие круги, не успев закончить одну войну, затевали дру­гую, стремясь к установлению господства Швеции в се­верной Европе. В частности, в рассматриваемый нами период одновременно с шведской интервенцией в России велась война и против Дании. Непрерывные войны исто­щили людские и материальные ресурсы шведского госу­дарства. Продолжать военные действия на два фронта — против Дании и России — Швеция уже не могла. В на­чале 1613 г. шведское правительство заключило мирный договор с Данией, отказавшись от всех своих притязаний на принадлежавшее Дании северное норвежское побережье, признавая тем самым провал своей многолетней борьбы за овладение норвежским побережьем Ледовито­го океана. Отказ от притязаний на западную часть поляр­ного побережья неизбежно должен был повлечь за собой отказ от притязаний и на восточную половину побережья. Ни сил, ни средств для завоевания океанских бе­регов Швеция в это время уже не имела.

Последнюю попытку отстоять свою большую восточ­ную программу Густав-Адольф сделал в начале 1614 г. на заседаниях государственного сейма в Эребру. Как глава конституционной монархии, шведский король для ведения дальнейшей наступательной войны нуждался в поддержке сейма. Но представители сословий не под­держали завоевательную программу короля на востоке, не поддержали его планов захвата русского Севера, по­скольку осуществление этих планов должно было потре­бовать от разоренной длительными войнами Швеции не­посильного бремени новых наборов в войско и новых на­логов. Под давлением сейма король вынужден был в 1614 г. отказаться от дальнейших попыток вооружен­ным путем захватить русский Север.[43]

Провал шведских планов завоевания русского Севе­ра и, в частности, северной Карелии не может быть, разумеется, объяснен только внутренним истощением сил самой Швеции. Главной причиной провала шведских планов было мужественное сопротивление карельского и русского народа, за спиной которых встало с 1613 г. восстановленное Русское государство. Шведские правя­щие круги вынуждены были отказаться от своих планов захвата севера России, ибо они знали, что растущее со­противление русского и карельского народов потребует посылки на север таких крупных воинских сил, каких Швеция выставить уже не могла.

Таким образом, заслуга сохранения всего нашего Севера и, в частности, северной Карелии в составе Рус­ского государства в трудные годы шведской интервенции начала XVII века принадлежит местному карельскому и русскому населению, отстоявшему от шведских притязаний родные земли.