О языческих верованиях карелов

Вернуться обратно
 
 Кажется, что небо, в его вещественном значении, было прежде всего предметом религиозного почитания финнов. Исключительное поклонение небу, по естественному ходу вещей, со временем должно было уступить место обоготворению всей природы; потому что небо, при всей своей силе и великолепии, составляет все же отдельный, ограниченный предмет, и его почитание не может вполне удовлетворить религиозной потребности человека. Опыт ежедневно дает ему чувствовать, что, кроме небесных явлений, в природе есть вещи, беспредельно превышающая силу человека, — есть явления, которыми он не может располагать по своей воле. Таким образом мысль о Божестве все более и более расширяется и число обоготворяемых предметов, по этому общему закону развития естественной религии, легко может расширяться до бесконечности. Но человек догадывается, что во всех этих явлениях действует одна и та же сила, и он называет одним и тем же именем солнце, луну, море, огонь и самую землю. Таким образом и финское имя Юмала сделалось наконец общим именем Божества. Но и в это время явления неба представлялись Финну величественнее, грознее и благодетельнее всех других явлений природы: он думал, конечно, что и Бог неба, самый значительный в числе богов, предпочтительнее пред всеми заслуживает это название, но хотел отличить его особым названием и приложил к нему наименование праотца, старца, Укко. Его представляли сидящим на облаке и потому называли его богом живущим на облаке. Местопребыванием его считали самую средину неба и воображали, что он опирается на ось мира. Впрочем его не представляли привязанным к одному месту: по народному верованию, он мог носиться, где ему угодно. Он управляет течением облаков; в следствие чего руны беспрестанно величают его тучедержцем. «Боже вышний, Укко, ты отец небесный, тучам повелитель, царь над облаками! Рассуди ты в тучах, пореши ты в небе и пошли с востока тучу дождевую, подними другую с северо-востока, с запада иную, и иную с юга, окропи с них медом поднявшийся колос шумящия нивы». Он поднимает ветер, насылает бури-непогоды: властительница Похьолы молит Укко: «Золотой царь неба, владыка серебряный! пошли бурю, непогоду, возмути ты воздух, ветер, волны подними» и пр. Укко имел жену, которая называлась Акка.
С Укко разделяют власть управления миром Вейнемейнен и Ильмаринен.
Вейнемейнен — творец мира, бог порядка и согласия. Мифология знает отца Вейнемейнена: это Калева или Kавe. Отец старее и следовательно должен бы быть выше сына; но он существовал или существует только в момент, когда дает бытие сыну: акт рождения совершился, и он, подобно Сатурну у Греков, погружается в безмолвие смерти, исчезает навсегда. В отношении к своим творческим действиям, Вейнемейнен ограничен внешнею силою. Финские руны представляют последнюю под образом трех слов, которые потерял и потом ищет Вейнемейнен. И сколько трудов, сколько усилий употреблено богом, чтобы найти эти таинственные слова, которые он потерял и без которых не может окончить начатого дела. «Он ищет их» говорят руны, «на головах ласточек, на крыльях гусей, на шее лебедя; он ищет их под языком летней лани, во рту белой векши: но напрасно. Он устремляется к Манале (ад), проникает в жилище теней и вопрошает сынов смерти. Но и здесь не находит желанного слова, ни даже полуслова, Наконец он обращается к стране, где похоронен исполин Випунен (Калева). Тайное предчувствие говорит ему, что он найдет священные слова в груди почившего героя. Начинается ужасная борьба. Вейнемейнен давит и умоляет Калеву открыть ему тайное слово; теснимый Вииунен разражается громом проклятий; наконец побежденный богом, он открывает ему ковчег с заветным словом и поет Вейнемейнену руны, которых тот искал. Он поет день и ночь; моря и пучины стихают, солнце и звезды останавливаются, чтобы послушать его песни. Слова текут за словами, стих сменяется стихом. Скорей останутся скалы без камней, реки без текучих вод, озера без рыбы, без волн Альнаярва (название озера), нежели песням героя будет конец. Он пел целые дни без устали, целые ночи без отдыха, пел слова, которым в старину научился, что собрал, когда раскидывал сети и когда расставлял тенета. Он пел слова первой, песни мудрости. Солнце остановилось, чтобы послушать его; луна остановилась, чтобы послушать его; звезды и быстрые волны остановились, чтобы послушать его». Священное слово есть не что иное, как таинственная сила природы, олицетворяемая в образе Випунена. Природа сама по себе начало недейственное, бесплодное, немое; но, при воздействии другого начала, сила, сокрытая в ней, обнаруживается в явлениях, открывается или, точнее выговаривается слово и повсюду разливает в обилии жизнь и плодотворность.
Ильмариннен — божество воздуха и ветров, брать Вейнемейнену, сопровождает его во всех странствованиях и помогает во всех работах; он управляет огнем и водою; по занятиям своим он ковач: Анники умоляет брата: «Ильмариннен, мой брат, моей матери сын, скуй мне челнок небольшой, два перстня прекрасных, двое серег и на пояс цепочек пять-шесть: тогда я скажу тебе правду».
Но Калевала родил множество других, второстепенных божеств. Жажда жизни в Финнах заставила их населить всю природу богами и галтиями (духами-покровителями); а удивление к чудным делам человеческой силы, которых они не могли совершить сами, но видели у других народов, заставило их искать утешения в героических действиях поддельных совершаемых с помощью магии; от того магия имеет огромное значение и в жизни, и в мифологии Финнов. Их божества и галтии, не задумываясь вращают небом и землею и совершают дивные путешествия.
В недрах гор живут Камулайны — рабочие духи; они вытачивают скалы и обтесывают гранит. Есть боги и богини земли и плодородия: старая Акка садит плодовые деревья; Kamu растит их и наполняет живительной влагой; Пеллервоанен растит рощи и кустарники; Кайтес покровительствует стадам домашних животных; Кекри заботится об их здоровье; Этеле сопровождает их на пастбища и разделяет между ними обильную пищу. «Природы мать Этеле, пошли стаду медовую зелень, медовые злаки; пошли сено золотое, серебряное сено с полей медовых, с лугов медовых. Возьми рог пастуший, затруби погромче, чтоб расцвели холмы, чтоб поля сухие покрылись сеном, чтоб потекли медом на озере волны и ячмень бы вырос по берегам речек». Веен-Кунингас и Веен-Эменти царствуют над водою. Антеретар - бог здоровья; болезни — дочери Лухиаторы, старой жены Похьиолы. Кивутар, дочь Вейнемейнена, заботится об исцеленіи их, собирает болезни в небольшой медный сосуд и плавит на волшебном очаге; Гомма останавливает текущую кровь; Гелка залечивает рану. «Приди, Гелка прекрасная, приложи травы или мох к зияющей ране, камнем заложи ее, чтобы кровь алая земли не смочила и чтобы озера из берегов не вышли». Каждый лес, каждый дом имеет своего Галтия. Галтий домашний, Тонтту, возвещает ночью о своем приходе знаменательным шумом и проводит ночь у ног хозяина дома. — В будущую жизнь Финны верили, как в продолжение настоящей. Нравственные правила их ограничивались советами житейского благоразумия.
В стране мрака Похъеле царствует Хийзи и, вместе со своими подчиненными, на все простирает свое злое влияние. У Финнов были чародеи — нойят и жрецы; те и другие имели религиозное значение. Первые имели своих учеников и последователей, и горе тому, кто осмелился бы усомниться в силе их тайного знания: они пошлют на него дикого вепря, накличут голод и могут наслать на него даже смерть. Их встречали и провожали с необыкновенным уважением и приходили к ним советоваться в трудных обстоятельствах жизни. Доверие к силе их познаний и чародейства доселе сохраняется в простом народе; только Финляндская юриспруденция, вопреки силе всех заклинаний, препятствует им в отправлении своих профессий угрозою смертной казни.
Жрецы у Финнов не были хранителями религиозного учения, ни блюстителями чистоты народной жизни и нравов во имя религии, но были посредниками между богами и людьми и имели власть над духами, которые управляют силами природы. Финны называли их тиетейст — ученые и осаяйят — разумные. Жрецы не были тем же, чем и чародеи: всякий жрец был чародеем, но не всякий чародей — жрецом; между тем как чародейство окружало себя тысячею вещественных, (материальных) средств и совершало свои действия только среди множества вымышленных приемов, жречество ничего не требовало, кроме вдохновения, в котором божество открывало свою волю. Впрочем жрецы, подобно чародеям, звали силу лекарств и употребляли их с пользою.
Право священнодействия принадлежало отцам, а иногда матерям семейства. Но в, торжественные дни, когда Финны оставляли свои жилища, собирались в священном лесу или на равнине, чтобы праздновать свои праздники, жрецы становились во главу народа и распоряжались праздничными обрядами. Их жертвоприношения сопровождались заклинаниями и песнями. Как вся природа, по верованиям Финнов, населена богами, то они на все смотрели с религиозным почтением. Они призывали божества гор и лесов, рек и озер, домашних и диких животных, здоровья и болезней. И трудно было христианским проповедникам искоренить эти верования, нечуждые поэзии, и заставить забыть заклинания вымышленного ими множества богов-покровителей. По принятии Христианства, они примешивали к учению и обрядам христианским старые языческие понятия и обряды. На эту странную смесь понятий языческих и христианских не раз указывают наши летописи и другие древние письменные памятники; но мы будем приводить эти места в связи с ходом событий, а теперь укажем только на некоторые туземные свидетельства, в подтверждение сказанного нами, т. е. что Финны не оставляли своих Тонтту и по принятии Христианства. Кто хотел видеть своего Тонтту, тот должен был в праздник Пасхи девять раз обойти во круг церкви; тогда являлся к нему Тоннту, шел с ним в дом и осыпал его всеми благами. Жулу, праздник Бейвы — солнца, праздновали в конце декабря и начале января, когда дни начинают увеличиваться и солнце распространять на земле теплоту и жизнь. Мать семейства возливала на пламя очага с особенным обрядом приготовленную жидкость и произносила стих: «несись выше и выше, о мое пламя, но не гори ни светлее, ни жарче». По принятии Христианства, стали праздновать солнцу в дни Рождества Христова, но с теми же обрядами, с какими и прежде праздновали в честь небесного светила. В день св. великомученика Георгія — Жири, весною, когда очищаются от снега поля и открываются пастбища, собирались в лесу и совершали обряд возлияния молока в честь богов. Св. Екатерину, как прежде богиню Миеликки, считали покровительницею стад. Праздник в честь ее совершался с особенными обрядами. Упадку этих поверий много способствовало распространение лютеранства в Финляндии. Священные места также долго сохраняли в народе свое значение. В рунах Калевалы, составленной уже под влиянием христианских понятий, еще воспеваются священные деревья. В начале XIII века, папа отдал во владение Абосской епископской каведре все леса и жертвенные места, куда Финны собирались для отправления своих праздников и которые почитались священными; но это не ослабило привязанности к ним. В некоторых местах Русской Карелии даже в настоящее время смотрят на некоторые деревья с особенным почтением и не позволяют срубать их: такова сосна, на которой нет смолы; ее и зовут не иначе, как танион-пуу — дерево Божией рощи; таким же уважением пользуются полу засохшие пни, которые дают свежие отпрыски.

Отрывок из книги: Чистович И. История православной церкви в Финляндии и Эстляндии, принадлежащей Санкт-Петербургской епархии, Спб., 1856.
 
Вернуться обратно  
 
Спортивная экипировка Kimurawear.